Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников

долго в строю, в армейском полку; весьма честный, добрый, весьма любимый

кондукторами, большой любитель литературы и обладавший отличной памятью.

Он имел большое нравственное влияние на молодежь. Его рассказы исторические

из русской старины были весьма интересны, в особенности об Инженерном замке, о жительстве в нем в 20-х годах секты "людей божиих" {3}, об их курьезных

радениях (пляске, кружениях и пениях), о кастеляне замка Брызгалове, носившем

красный камзол с большими золотыми пуговицами, треугольную шляпу и

напудренный парик {Брызгалов еще жив был в сороковых годах. (Прим. А. И.

Савельева.)}. Игумнов в зимние вечера, по приглашению чаще всего Ф. М.

70

Достоевским, приходил в рекреационную залу и становился посреди ее.

Немедленно зала наполнялась всеми кондукторами, являлись скамейки и

табуреты, и водворялась тишина. Игумнов, обладая хорошею памятью, изустно

передавал целые баллады Жуковского и поэмы Пушкина, повести Гоголя и др.

Присутствовавшие, приходившие в восторг от рассказов Игумнова, не

ограничивались аплодисментами, но сбирали ему каждый раз обильное денежное

вознаграждение.

Нельзя забыть того из времени пребывания Федора Михайловича в

Инженерном училище, что на Федора Михайловича имели нравственное влияние

тогдашние внешние и внутренние события и лица, его окружающие.

Сохраняющий в сердце своем чувства высокой честности, он рассказывал мне

свое глубокое негодование на некоторых начальников, грабивших и

возмущающих солдат тогдашней продолжительной службы, например генералов

Батурина, Тришатного (впоследствии разжалованного в рядовые), кн. Дадьяна, зятя командовавшего войсками барона Розена, на Кавказе. Кн. Дадьян был

разжалован в рядовые и посажен в крепость Бобруйск. Федора Михайловича

возмущали проделки русских людей, братьев П. Одного из них - директора

Североамериканской компании, продавшего Алеутские острова Америке, и

другого брата, ограбившего инвалидный капитал. Федор Михайлович знал имена

начальников в войсках на войне и на гражданском поприще, которые получали

награды не по заслугам, а благодаря родству и связям с сильными мира сего. Он

знал проделки бывшего инспектора классов Инженерного училища, как он

помещал и поддерживал тех кондукторов, которых родители ему платили или

делали подарки и пр. Кроме всего мною упомянутого и несказанного, все было

известно лучше меня одному из преподавателей Инженерного училища, г. Толю

(известному энциклопедисту) {4}. Впоследствии, когда ему было отказано, кондукторы откровенно рассказывали про него много любопытного. Он был

учителем русского языка и словесности в третьем кондукторском классе. На его

лекции пробирались и кондукторы из старших классов. Ни Федор Михайлович, ни другие воспитанники не могли, рассказывая об нем, сказать, какой

философской системе или кому из ученых социалистов он держался. Достаточно

того, что он говорил юношам о таких предметах (о настоящей, истинной религии, буддизме и даосизме {5}, коммунизме и равенстве и пр.), о которых им не

приходилось ни читать, ни слышать. При нем можно было сидеть в классе, где

кому угодно и не застегиваясь на все крючки и пуговицы, и, что важнее всего, можно было курить. В предостережение того, чтобы неожиданно не вошел бы

дежурный офицер в третий класс, в замочную скважину смотрел или кто-либо из

кондукторов, или сам учитель Толь.

Теперь трудно сказать, чтобы эти лекции производили на слышавших их

молодых людей, а в том числе на Федора Михайловича, вредное влияние; скорей

всего возмущали тогдашнюю молодежь суровый старый режим военного суда и

расправы. Еще с юных лет Федор Михайлович не имел расположения к военной

службе, хотя очень любило его училищное начальство (некто А. Ч. Фере), которое

готовило его на "ординарца". Раз даже Достоевский, будучи ординарцем, представлялся великому князю Михаилу Павловичу, подходя к которому и сделав

71

на караул, он оробел и вместо следующей фразы: "К вашему императорскому

высочеству" - громко сказал: "К вашему превосходительству". Этого было

довольно, чтобы за это досталось и начальству, и самому ординарцу. Возмущало

Федора Михайловича на службе многое, и когда он был инженерным офицером в

Кронштадте, и те домашние и судебные расправы. Он не мог видеть крепостных

арестантов в кандалах на работах его дистанции, ни расправы, которые

происходили в войсках, содержавших караулы в Кронштадте. Разрушали в

чувствах Федора Михайловича и расположение к техническим работам. Нередко

его чертежи (планы и фасады зданий, караульни с их платформами и пр.), составленные им неправильно, без масштаба, возвращались обратно в

инженерную команду с выговором или с саркастической заметкой... их автору.

Все это тревожило молодого инженера и охлаждало его к военной службе, и как

ни старались я и товарищи его успокоить, помирить с испытываемыми им

неудачами, а тут еще и удручающая его болезнь окончательно его свалили. Федор

Михайлович подал в отставку.

К. А. ТРУТОВСКИЙ

Константин Александрович Трутовский (1826-1893), живописец-жанрист

и иллюстратор. Поступил в 1839 году в Главное инженерное училище в