ф р финал

Путеводная Звезда Магальяр считается покровительницей творческих людей, которых король и награждает высоким орденом с таким названием (два других считаются пониже рангом).

Тарик ощутил легонькое разочарование: не удалось ее поразить примечательной историей барона Лайтока, которую, оказалось, она и так знала...

Звонкая была история, за одиннадцать лет ничуть не позабытая, вошедшая в те городские легенды, что берут начало в событиях из жизни, а потому сплошь и рядом не нуждаются в приукрашивании!

Барон Лайток достиг высоты главного изящного махальщика Королевского оркестра, должен был занять и почетный пост главного сочинителя музыки королевского двора. Однако его настигла беда-кручина, не щадившая людей всех сословий, от распоследнего мусорщика до иных венценосцев. Вино оказалось сильнее человека и забрало его в полон бесповоротно...

Какое-то время ему сходило с рук махание оркестром в пьянейшем состоянии — мастерства он не терял и тогда, а музыка, которую продолжал писать, не только нравилась королю и дворянам, но и уходила в простой народ, становясь танцевальными мелодиями и песенками, стихи к которым сочиняли уже не благородные виршеплеты, а простые люди.

И вот однажды грянуло... Будучи пьян до совершеннейшего изумления и потери здравого рассудка, барон на пышном приеме короля в честь нового бадахарского посланника изобразил палочкой совсем не то, что надлежало. Музыканты — народ дисциплинированный и махальщику подчиняются беспрекословно, как солдаты командиру, не имея права на собственное размышление. И Королевский оркестр в тронном зале во всю мочь грянул вместо приличествующей торжеству «Алмазной величальной» разухабистую, всем известную от мала до велика «Свиданку егеря и мельничихи» — не сказать чтобы непристойную, но никак не сочетавшуюся с пышной церемонией.

Всеобщее ошеломление и оцепенение были такими, что оркестр беспрепятственно сыграл песню до половины. Потом первым опомнился начальник тайной королевской стражи, кинулся на галерею для музыкантов и не без труда вырвал у барона палочку...

Конфуз был страшный. Крайне напряженные в то время отношения между Арелатом и Бадахаром едва-едва стали налаживаться, бадахарский посланник, горячий, как все его земляки, усмотрел тут умышленное оскорбление своему королю, чью высокую особу здесь представлял, швырнул на мозаичный пол верительные грамоты и заспешил к выходу, грозя, что его венценосец, не снеся такого позора, выступит войной (что, по совести говоря, осуществить было крайне трудно: на суше Арелат и Бадахар отделяли два немаленьких королевства, а что касается моря, то арелатский военный флот был в несколько раз больше бадахарского. Однако полный разрыв торговых отношений принес бы Арелату грандиозные убытки).

Трое самых оборотистых и хитрых царедворцев перехватили посланника на полпути, не без труда втолковали истинное положение дел и убедили вернуться (злые языки в лице худога Гаспера и его обычных гостей-студиозусов уверяли, что дело решило не красноречие царедворцев, а подаренные посланнику тяжелый пояс из чистого золота с огромными самоцветами и полдюжины юных кабальниц, красивых и невинных). Чтобы окончательно улестить посла, оркестр под махание одного из младших подчиненных барона сыграл даже не «Алмазную», а «Звездную величальную», какой, вообще-то, приветствуют только коронованных особ, — Дахор Четвертый, наступив на горло неуместной сейчас гордыне, жаждал загладить конфуз любой разумной ценой...

Загладил. Отношения наладились и вскоре потеплели, к нешуточной выгоде как купцов обоих королевств, так и военных моряков — флоты Арелата и Бадахара получили по половинке удобных портов на землях друг друга. Но это было потом, а пока следовало незамедлительно решить участь виновника небывалого скандала...

Восседай на арелатском троне Магомбер либо Тарис Третий, барон не отделался бы вечным заточением в подземной темнице — в тот же день, не успев протрезветь, был бы при большом стечении народа разлучен с повинной головой. Однако Дахор Четвертый был вспыльчив, но отходчив. Прием посланника и последовавший за этим пир затянулись надолго, и король смягчился. Не то что

голову не отрубил и в темницу не заточил, но даже не лишил ни дворянства, ни орденов, хотя все это мог проделать, не нарушая законов. Те же злые языки уточняли: свою роль сыграло и то, что барон сызмальства был пажом своего годовичка, наследного принца Дахора, и отношения меж ними установились самые теплые. Паж не единожды добровольно брал на себя вину за тяжелые проказы принца, за что каждый раз был немилосердно сечен главой пажей. Ходил даже слушок, что оба, войдя в школярские годочки, невинность потеряли в объятиях одной и той же беспутной красавицы маркизы, прозванной при дворе Наставницей Юношества....