Фаблио. Старофранцузские новеллы

Изображая нередко жизнь замка и деревни, авторы фаблио остаются при этом художниками, созданными именно городской жизнью, воодушевленными ею. — остаются подлинными сынами средневекового города XII — ХIII веков по своим интересам, симпатиям, настроениям. В этом смысле и пришельцы из других сословии, пополнившие собою ряды слагателей фаблио, сроднились с поэтами-горожанами, усвоили их художественное мировоззрение.

Горожанин был излюбленным героем авторов фаблио, но нередко героями их рассказов становились и люди других сословий. этому способствовало обозначившееся во Франции преодоление сословной замкнутости. Каменные стены по-прежнему окружали феодальный замок, но они уже не были неодолимой преградой для предприимчивых горожан, да и сами феодалы бывали в городе по делам, а то и постоянно там жили. Тесными отношениями соединен был город и с деревней, тем более что городские ремесленники, особенно подмастерья и ученики, в большинстве своем происходили из деревни, были выходцами из крестьян-вилланов и, естественно, сохраняли с ними связь, переселившись в город. Отсюда и сословное разнообразие персонажей фаблио, и разнообразие бытовой обстановки и жизненных коллизий, изображаемых их авторамп. Возможность такого разнообразия усугублялась еще и тем, что жонглеры, люди бывалые и легкие на подъем, странствуя но дорогам Северной Франции, имели возможность заглянуть в разные уголки своей страны, — а ведь жонглеры задавали тон в этом жанре городской литературы.

При изображении рыцарской среды рассказчики отдают все свои симпатии не тем персонажам, которые находятся на верхних ступенях феодальной лестницы, а тем, кто занимает на ней самое скромное место. Герой фаблио «О сером в яблоках коне» беден настолько, что вынужден поддерживать свое существование охотой в лесу. С неослабевающим сочувствием следит автор за препятствиями и унижениями, с какими сталкивается рыцарь в своей любви к дочери богатого и знатного князя. Князь же. а особенно другой знатный старик — дядя рыцаря, коварно обманувший племянника,— изображены как изверги, далекие от понимания истинного благородства. До конца рассказа автор преследует их своей негодующей и язвительной иронией, и, конечно, скромному юноше, а не им отдает победу в этом конфликте. В другом фаблио — «О трех рыцарях и рубахе» — такой же герой противопоставлен двум своим соперникам в любви, богатым и знатным рыцарям, которые оказываются жалкими хвастунами и краснобаями и, укрывшись где-то у ограды турнирного поля, способны только с завистью смотреть на скромного юношу, который яростно, не жалея жизни, сражается в честь своей дамы и тем самым получает право на ее любовь. Противопоставление простого рыцаря, ищущего в сражениях на турнирах «и чести и наград», богатому сеньору, который больше любит рассказывать о схватках, чем принимать в них участие, находим мы в фаблио «О рыцаре в алом платье». И здесь опять-таки противопоставление не в пользу знатного сеньора. Он изображен в самом смехотворном, дурацком виде, без всякого уважения к его знатности и богатству.

Такие историйки из рыцарской жизни во французском литературоведении называются куртуазными. Но эта характеристика опирается лишь па внешнее сходство их с произведениями куртуазной, то есть феодально-аристократической (буквально — «придворной»), литературы. Что и говорить, куртуазная литература оказывала на город известное влияние, — ведь это была литература господствующего сословия, — но ее влияние ограничивалось почти только частностями, например, при описании рыцарских достоинств героя и красоты его возлюбленной. Выработанный же куртуазной литературой высокий, но отвлеченный идеал рыцаря в трактовке городских рассказчиков подвергся заметной конкретизации. Уже начиная сознавать свой вес в хозяйственной и политической жилим страны, все чаще служа опорою для королевской власти в ее борьбе с феодалами и в деле объединения Франции, все чаще добиваясь для городов нрава самоуправления, горожане вместе с тем не могли не испытывать чувства ущемленности перед все еще сильными и властными феодалами с их привилегиями. В своих фаблио город брал над феодалами как бы художественный реванш, не признавая за знатными сеньорами права считаться подлинными рыцарями, а идеальными чертами рыцаря наделяя лишь тех людей из замковой среды, кто сам, подобно горожанам, страдал от утеснений со стороны крупных феодалов. Темы социальной борьбы здесь еще, конечно, не было, но противопоставление личного достоинства человека знатности и силе ощущается как подтекст даже в некоторых фаблио, весьма фривольных но своему сюжету.

Знаменательно, что при изображении города дифференцированное отношение рассказчиков к своим персонажам — богатым и влиятельным или бедным и бесправным — проявляется очень редко. В одном фаблио, например, с большим сочувствием говорится о бедном торговце, который поехал на сельский рынок сам-друг со своею клячей, да и ее лишился