Читаем Фаблио. Старофранцузские новеллы полностью

Искусством повести слагатьНе следует пренебрегать —Полезною бывает повесть,Когда составлена на совесть.Она не только позабавит.Но, смотрншь, и ума прибавит,И обхождению поучит.Хорошего — еще улучшитИ только злобных обозлит.Их нрав таков! Он им велитО доброй повести злословить:Добро нм видеть тяжело ведь!Снедает зависть их постыдно:Чужая слава нм обидна.Она им сердце больно колет,К наветам черным их неволит.На то, что вызвало хвалу,Им надо извергать хулу.Дивлюсь ругателям-мужланамИ всем их козням непрестанным:Ужель приносит им отрадуНа ближних вымещать досаду?Им вряд ли сыщешь извиненье.И тяжко грешен, без сомненья,Тот, кто. во-первых, сам завистлив,А во-вторых, xулу измыслив,Пускает в ход ее со злобой.Здесь два греха, и смертны оба!Хоть мерзостен мне всякий грех,Но зависть — мерзостнее всех.Нет, не могу себя сдержать,Чтоб людям правды не сказатьОб этих новых Ганелонах,В перечисленье углубленныхЧужих ошибок и порух.Покуда не испустят дух,Зло умножать — их назначенье.Но о забавном приключеньеПоведать я предполагал.О нем недавно я слыхалИ сразу счел вполне пристойнымВсе изложить в порядке стройном.Рифмовкой строчки замыкая,Нескромностей не допуская:Не место грубости и грязиВ искусно сложенном рассказе.Люблю свой труд я и ценю,От скверных слов всегда храню.И будет так, пока я жив.Бесстыдной строчки не сложив,Тем самым я, но крайней мере,Великой избежал потери:В рассказе скверное словечкоХоть малое займет местечко,А между тем оно как разВсей прелести лишит рассказ.Нет, не пристало мне, труверу,Утрачивать и вкус и меру, —Я с речью скромною пришел.У греков занимал престолЦарь Александр, властитель славный:Своей он воле вседержавнойНемало подчинил владыкИ зтим стал вдвойне велик.Он щедрость, как родую мать,Привык издавна почитать.Не знает щедрости скупец.Кладет он золото в ларец,А человек с душой широкойВ том для себя не видит прока,Чтоб деньги прятать под замок:Дарить и тратить — вот в чем прок!Был Александр неистощимВ подарках рыцарям своим.Да, таковы не все владыки.Иным привычки эти дики.Одно привычно им — стяжатьИ над богатствами дрожать.Самих себя, с другими вместе,Лишая радости и чести.А царь все то, что добывал,Богатством общим почитал,Чтоб крепче рыцарей сплотить,Но время к сути приступить.Мощь Александра все крепчала.Египет покорив сначала.Он даже Индию, и туПовергнул под свою пяту, —Да вдруг и зажил на покое!Ему бездействие такоеНесвойственно, казалось, было.Но вы поймете, в чем тут сила:Ведь был, рассказывают, онТогда без памяти влюблен.И вот, в походах закаленный,Забыл о битвах царь влюбленный.Не сожалел он о досуге.Теперь краса его подругиЕму все в мире заменяла,Весь мир собою заслоняла,Влекла к себе его одна.Любовь понетине сильна,Коль самых сильных укрощает,В своих вассалов превращает.Они, собой пренебрегаяИ милой сердце отдавая.Лишь долгу высшему верны:Все без различия должны —Простой бедняк иль царь великий —Признать любовь своим владыкой.Пред ней склониться поголовно,Безропотно и безусловно.Во Франции или ШампаниКто смеет не воздать ей дани!С подругой царь не мог расстаться,И скоро стали все шептаться,Что этакое поведенье,Мол, вызывает опасенья:Царь безрассуден стал, безволен.Как будто чем-то тяжко болен.Да зря искали здесь недуга:Любовь и милая подругаВ царя огонь свой заронилиИ сердце в нем воспламенили.Но в том, что царь, любви послушен,Стал к остальному равнодушен,Была ль красавицы вина?Ведь полюбила и она, —Так нечего и удивляться,Что с Александром расставатьсяЕй тоже нелегко бывало.Она царя не отпускала,А царь был истинно влюблен,И, стало быть, не мог бы онОслушаться любви веленийИ милой ласковых молений.Его в глаза не осуждали,Но за спиной его роптали, —От пересудов злых уйдете ль!Царя наставник — АристотельРешил внушить ему построже:— Баронов забывать негоже,Обидно с вами спозаранкуВесь день им видеть чужестранку, —Царь на упреки не смолчал,И так на них он отвечал:— Ну что ж! Какая в том беда?Знать, не любили никогдаИ ничего в любви не смыслятВсе, кто за мной обиды числят.Ведь тот, кто истинно влюблен,Одной любви блюдет закон!На целом свете для негоНет, кроме милой, никого.Но Аристотель, муж ученый,Царем не переубежденный.За доводом приводит довод:Мол, подавать не надо поводК столь неприятному злословьюСвоей безудержной любовью.Все ждут пиров, а царь — молчок!Он — словно молодой бычок,Который с привязи сорвалсяИ на свободе разыгрался.— Вы так похожи на тельца.Что хочется вам дать сенца!Коль приглянулась вам девица,Неужто надобно беситься?Друзей не покидают бранныхИз-за девчонок чужестранных!Забыв о рыцарях своих,В досаду вы повергли их.К чему подобное беспутство?Мора оставить безрассудство!Так Аристотель говорил.Столь долго он царя корил,Выл столь язвителен и строг,Что царь глаза поднять не мог,И гнать соблазн мечты любовнойОн обещал беспрекословно.Вот проходили дни за днями.Часы тянулись за часами, —Подруги царь но посещал,Как мудрецу on обещал.Нo предавался все сильнейВоспоминаниям о ней:Решил он милой не видать,Да как с мечтою совладать!И облик светлый и прекрасныйНосился перед ним всечасно:Сияли прелестью черты,В движеньях столько красотыК себе манило и влекло!Xрустально-ясное чело,И нежный рот, и золотистыйОтлив волос, и взор искристый —Все благородством восхищало.И Александру тяжко сталоС подругою в разлуке жить.— Увы, хотят меня лишить, —Воскликнул он, — счастливой доли!Учитель ждет, чтоб против волиБоролся я с самим собой.Свою любовь позвал на бойИ попирал ее нещадно.Он рассуждает очень складно,Но что о чувствах знает он,Коль сам он не бывал влюблен!В делах любви такой философГлупей иных молокососов:С чужого голоса он судит,Нет, не хочу и слушать! Будет!С ума сойду от горьких дум я!Не видеть милой — вот безумье.Мне Аристотель не указ,Учитель мои на зтот разЗабыл об истине исконной.Что у любви свои законы!Так, все обдумав, царь решилИ сразу к милой поспешил.Та в одиночестве тужила,Ее уже тоска точила,Разлука долгая терзала.— Сомненья нет, — она сказала, —Мой государь делами занят:Кто истинно влюблен, не станетСам уклоняться столько днейОт радостей любви своей. —И замолчала, вся в слезах.— Скажу вам в нескольких словах. —Ей царь ответил, — в чем беда,И все поймете вы тогда.Ведь на меня обижен дворЗа то, что с некоторых порЯ вам лишь посвящаю времяИ столь пренебрегаю всеми.Меня бранит и мои учитель —Мои самый строгий обличитель.А я не смею с ним поспорить.Боюсь, начнет меня позорить, —Насмешки так бывают колки!— Я, государь мой, эти толки, —Сказала дама, — в грош не ставлю,Но все же вас от них избавлюИ вымещу свою тоску:Того в безумство вовлеку,Кто поносил вас беспричинно.Пусть побеснуется бесчинноСедой, унылый ваш мудрец,Изжелта-бледный, как мертвец,И впредь, отчитывать любя,Отчитывает сам себя.Для мести лучшая пора —До девяти часов утра.Любовь послужит мне подмогой, —Поверьте, ваш учитель строгийЗабудет свой язык привычный,Диалектично-грамматичный.Взамен учености егоЗаговорит в нем естество,Возмездье верное тая, —Над стариком потешусь я!Вам надобно пораньше встать,Чтоб самому понаблюдать,Как раззадорю старика я,С него всю мудрость совлекая,А после плеткой отхлещу,За все сторицей отомщу.Да, мне не терпится одно:Явиться к старцу под окно.Обиды все ему припомню!Вы ж притаитесь поукромнейВ высокой башне — той, что рядом.Займусь теперь своим нарядом.Пришелся замысел лукавыйЦарю влюбленному по нраву.К груди он милую прижал,А после с нежностью сказал:— Вы умница, мое сердечко!Хочу я молвить вам словечко:Люблю я только вас одну,А коли на других взгляну,Господь да поразит меня! —И царь до будущего дняРасстался со своею милой.Когда же утро наступило,То, никого не потревожа,Красотка соскользнула с ложа,И, памятуя план вчерашний.Она не свой наряд всегдашний,А лишь рубашечку надела(На голое при этом тело!)Да плащ лазоревого цвета. —Ведь на дворе стояло лето,В саду деревья зеленели,Дул ветерок, но еле-еле,И становилось все теплее.Природа розы и лилеиПо щечкам дамы разбросалаИ стройный стан ей изваяла, —Та все прикрасы и повязкиМогла отвергнуть без опаски.Своею светлою косойГордясь, как лучшею красой.И вот уже в саду резвитсяЕдва одетая девица,Уже мелькают по дорожкеБосые маленькие ножки.Идет, свой плащ приподнимая.Негромко песню напевая:— Сам не свой я, сам не свой!Вижу, ключ бежит но лугу.Вижу милую подругуИ алый шпажник под ольхой,Сам не свой я, сам не свойПред светлокудрою красой. —Царь эту песенку услышалИ из засады чуть не вышел.Вчера — в речах, а нынче — в пеньеПодруга столько наслажденьяЦарю влюбленному давала!Кичиться мог бы, и немало,Сам Аристотель из Афин,Что в даме вызывал одинОн столько милого старанья,Веселья и очарованья;Он мог бы и царя понять,Не стал бы он царю пенятьЗа молодую чужестранку,К ней сам попавшись на приманку.Вот Аристотель пробудилсяИ сразу в книгу углубился,Но, чуть перевернув страницу,Увидел за окном певицу.Заговорило сердце вмиг,И мудрецу уж не до книг.— О боже, не сыщу покоя,Коль чудо упущу такое!Отдамся я во власть прекрасной...Как?! Что задумал я, несчастный!Я, бывший гордостью афинян,В подобной глупости повинен?Взглянул лишь — и покой утрачен..,Любовью к даме я охвачен,Но честь опомниться велит,И укоряет, и стыдит.Увы! К чему мне сердца жар?Ведь я и седовлас и стар,Я бледен, тощ, совсем без сил,Хоть философии вкусилЯ, верно, больше всех на свете.Но бесполезны знанья эти!Я все учился неустанно,Теперь разучиваться стану,Чтобы другому научиться,К любовным чувствам приобщиться.Да как понять любви язык?К нему я вовсе не привык.Любовь предстанет предо мной,А я, беспомощный, смешной,Не зная, что мне делать с нею,Осоловею, онемею!Пока стенал сей муж ученый,Своей бедою огорченный,У дамы был почти готовВенок из мяты и цветов.Она рвала цветы и пела:— Мной девчонка завладела,Что платок полощет белый.Стоя над ручьем.Мной девчонка завладела:С нею мы вдвоем! —Девица пела звонко, складно, —Лишь было мудрецу досадно,Что вдалеке она ходила.Красотка же хитро решила:Чем дольше старого томить,Тем легче будет поразитьСтрелой, искусно оперенной,Чтобы философ покоренныйОт женских чар уйти не мог.Красуясь, дама свой венокСебе надела на головку,Притом прикинулась плутовка,Что старика не замечала.Еще сильнее, чем сначала,Она беднягу раздразнила.Вот тут красотка и решилаСтолкнуться с ним лицом к лицу(За все отмстится мудрецу!)И о любви опять запела:— В густом саду где речка голубела,Своей волной песок лаская белый,Дочь короля все очи прогляделаИ, к милому взывая, песню пела:«О граф Гвидон!Несется к вам любви печальный стон».Закончив песенку, онаПошла вдоль низкого окна.Тут аристотель распалилсяИ в плащ красавицы вцепился.Свечу задел он сгоряча —Упала за окно свеча,А кот бродячий не дремал,Схватил добычу и удрал.Красавица меж тем вопила:— Спасите! Господи помилуй!Разбойники! Беда! Беда!— Добро пожадовать сюда! —Звал старец, всех судивший нудно.Теперь же сам себе подсудный.— Как! Аристотель? Полно, вы ли?!И вы, мудрец, меня ловили?..— Увы, ловил, признаюсь сам!От вас, прекраснейшей из дам,Глаза не в силах я отвесть!Готов отдать вам жизнь и честь,Предаться вам душой и телом.Пока живу на свете белом,Любовь впервые познаю.— Что ж, за любовь не воздаюВам злобой и дурною славой, —Она заметила лукаво, —Мне ж воздавали по-иному:Подверглась я навету злому.Царь от меня быд отдаленЗа то, что он в меня влюблен,Что он души во мне не чает,Со мной одною не скучает. —Мудрец воскликнул: — Вот вам слово,Покой и мир настанут снова!Я злоречивцу не спущуИ эти козни прекращу:Царя любимейший учитель,Я при дворе всех дел вершитель.И вот молю мне дать в наградуВкусить сладчайшую отраду —Вас заключить в свои объятья!— Хочу сначала увидать я,Что вправду вами я любима.Для этого необходимоСказать вам про мою причуду:Итак, спокойна я не буду,Покуда не удастся мнеВерхом на вас, как на коне,Погарцевать по травке сада.Но под седлом вам бегать надо,Чтоб было все вполне прилично! —Мудрец ответил: — Что ж, отлично!Уж вас-то прокачу я славно,Как вы придумали забавно!Седло уже принесеноИ дамою укрепленоНа сем многоученом муже,Подпруги подтянув потуже,Вполне удовлетворена,На старца вспрыгнула она.Кто в мире был мудрей его?Меж тем любовь и естествоЕго повергли на карачки,И он готов для резвой скачки.Уже царя учитель строгийБежит, как конь четвероногий,Со всадницей своей прекрасной.Был в этом смысл простой и ясный,Как я пытался показать.А дама не спешит слезать.Царь Александр в своей засаде,На мудреца украдкой глядя,До слез хохочет — что творится!Как быстро разума лишитьсяУспел его учитель мудрыйПред этой дамой светлокудрой!Она ж совсем во вкус вошла,Удары плеткой — без числа,И снова песенка запета:— Полощи руно, Доэтта,Но взгляни: наглец отпетыйУ меня-то под седлом!Он не чтил любви завета, —Под седлом он поделом. —На Аристотелевы шашниЦарь, хохоча, глядит из башни(Порой от хохота лекарстваНе раздобыть и за полцарства).— Ха-ха, не дивные дела ли?Да вас, учитель, оседлали! —Кричит он. — Что на вас нашло?Как вы попали под седло,И, вот забавно, к той же даме,Которую честили сими?Меня хотели образумить,А так успели обезуметь, —Почище буйного бычки!Заслышав речь ученика,Учитель вмиг остановился,От всадницы освободился,Вскочил проворно с четверенек,Хоть был старенек и слабенек,И стал смущенно объяснять:— Да, государь, готов признать,Моя история смешна,Но пользу принесет она.Доказывает мой примерНеобходимость строгих мер,К каким я против вас прибег.Ведь если старый человекБессилен был с любовью споритьИ так себя мог опозорить,Что перед нею отступили, —Чему свидетелем вы были, —Все достижения науки,То уж никто не даст поруки,Что вы, столь юный и горячий,Могли б вести себя иначе.Я ж бесновался напоказ,Лишь предостерегая вас:Такой и вам грозит позор.И вас осудит весь ваш двор.Но зря он с ловкостью завиднойОправдывал свой бег постыдный:Не разуверишь очевидца!А хитроумная девицаДостигла цели, и вполне:Царь полюбил ее вдвойне,Увидев, как легко и смелоПодруга отплатить умелаУчителю за всю ворчливость,За всю суровость и бранчливость.Но царь уже не помнил зла,Столь уморительна былаПопытка старого прикрытьПроявленную нынче прытьТревогой за ученика.Так от запретов старикаБыл Александр освобожден.Рассказ мой этим завершен.Теперь вам предложу вопрос,Подсказанный одной из глоссВысокомудрого Катона.В ней говорит он возмущенноО мудрецах, чье поведеньеНесет им гибель в общем мненье(Катон бы этак не погиб сам):«Turpe est doctori cum culpa redarquit ipsum».[1]Из глоссы — вывод очень ясный:Тот, кто восторг любви прекраснойЗовет безумством свысока,Ее не испытав пока,Пусть помнит: сам, не ровен час,Сглупить он может больше нас!Царя бранил учитель строгоИ даже охладел немногоК питомцу за любовь его,А сам влюбился до того,Что следовать не счел зазорнымПриказам дамы самым вздорным.Но можно ли его винить.Что дал себя он обольстить?Ведь в нем любовь заговорила,А у любви такая сила,Что всех нас держит в подчиненье.Мудрен повинен в поведенье.Для старца, правда, неуместном,Но, согласитесь, не бесчестном.Нарушил он свои слова,Внимая гласу естества, —И прав был, что ни говори!Советом кончит ваш Анри:Тот, в ком рассудка есть частица,Пускай надеждою не льститсяСердца влюбленных укротитьИ от любви нас отвратить.Ссылаясь на ее напасти.Нет над любовью нашей власти, —Разлука с милой лишь измучит,И все ж любовь свое получит!А кто любви бежит заране,Любовных устрашась страданий,В том, значит, вовсе нет понятья.И не устану объяснять я:Цени любовь и за страданья,В страданьях — счастья ожиданье.Себе в них радость уготовьПолнее испытать любовь!Любовных не избегнешь тягот,Они тоской на сердце лягут.Но чем тоски сильнее гнет,Тем счастье радостней блеснет.Влюбленных женщин и мужчинКорить сурово нет причин.Рассказ мой показал вам ясно.Сколь неизбежно, сколь прекрасноЛюбовной власти торжество, —Не опасайтесь вы его,Оно всегда нас возвышает.Пусть Аристотель потешаетПоздненько вспыхнувшей любовью,Однако утверждать готов я,Что дамы мстительная шалостьДала философу не малость:Среди насмешек и глумленьяПостигнул он любви веленья.Пока стоит наш белый свет,Над всем царит любви завет.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Странствия
Странствия

Иегуди Менухин стал гражданином мира еще до своего появления на свет. Родился он в Штатах 22 апреля 1916 года, объездил всю планету, много лет жил в Англии и умер 12 марта 1999 года в Берлине. Между этими двумя датами пролег долгий, удивительный и достойный восхищения жизненный путь великого музыканта и еще более великого человека.В семь лет он потряс публику, блестяще выступив с "Испанской симфонией" Лало в сопровождении симфонического оркестра. К середине века Иегуди Менухин уже прославился как один из главных скрипачей мира. Его карьера отмечена плодотворным сотрудничеством с выдающимися композиторами и музыкантами, такими как Джордже Энеску, Бела Барток, сэр Эдвард Элгар, Пабло Казальс, индийский ситарист Рави Шанкар. В 1965 году Менухин был возведен королевой Елизаветой II в рыцарское достоинство и стал сэром Иегуди, а впоследствии — лордом. Основатель двух знаменитых международных фестивалей — Гштадского в Швейцарии и Батского в Англии, — председатель Международного музыкального совета и посол доброй воли ЮНЕСКО, Менухин стремился доказать, что музыка может служить универсальным языком общения для всех народов и культур.Иегуди Менухин был наделен и незаурядным писательским талантом. "Странствия" — это история исполина современного искусства, и вместе с тем панорама минувшего столетия, увиденная глазами миротворца и неутомимого борца за справедливость.

Иегуди Менухин , Роберт Силверберг , Фернан Мендес Пинто

Фантастика / Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Прочее / Европейская старинная литература / Научная Фантастика / Современная проза