Фабрика мертвецов

— Просто первый Истинный Князь за полтысячи лет. Сварожич, надо полагать, Новая Кровь… — негромко и отчетливо произнес Митя и холодно-любезно улыбнулся в ответ на устремленные на него взгляды: ошеломленно-сконфуженный от путейца и злой — его сынка.

— Дмитрий… — процедил отец.

— Что? Я только предположил… — Митя поглядел невиннейшим образом — разве он что-то плохое сказал?

— Ну… это навряд… Супруга моя — дама суровая, к ней ежели бы и сам Сварог с неприличностями сунулся, мог и костей не собрать, не в обиду Великим Предкам сказано. — наконец с принужденным смешком ответил путеец. — Но, хотите — верьте, хотите — нет, господа, а Гришку моего в Институт инженеров путей сообщения без экзаменов берут! Будет стараться, глядишь, кто из Кровных Сварожичей его и впрямь приметит, а там и карьера пойдет. А вы, Дмитрий, что намереваетесь делать в будущем?

— Право, не знаю, нужно ли мне беспокоиться о будущем. — лениво, как франты в салоне княгини-бабушки, протянул Митя. — Для начала мне хватит хорошего… университетского образования… и хорошего сюртука.

— Образование — это нужно. — невнятно пробормотал путеец. Кажется, он понял, что в Митиных словах есть какой-то подвох, но не мог сообразить — какой. Сынок его опять оказался понятливей — кончиками пальцев попытался натянуть короткие рукава на голые тощие запястья.

Отец смотрел на Митю мрачно, исподлобья.

«Я вам, батюшка, и без того не слишком нравлюсь. — Митя едва заметно повел плечом. — Какая разница, если стану нравиться еще меньше?»

Поезд начал замедлять ход. Только что храпевшие купчики, проснувшись, как по команде, сонно затопотали к выходу.

Глава 6 Приключение на полустанке

— Пожалуй, тоже выйду. Подышу. Прошу прощенья, господа. — хмыкнул Митя. Сидеть под буравящим взглядом отца было неприятно — не подследственный же он! Не торопясь, надел сюртук… на миг задержался, подхватил отцовскую трость — ночь все же — издевательски поклонился и пошел прочь из вагона.

Открытые вагонные «сени» напоминали дачную веранду — деревянная крыша, толстые резные балясины. Митя облокотился о перила, задумчиво глядя на поля, разворачивающиеся под насыпью, спящую хату, как назывались здесь крестьянские жилища, мелькнувшую в темноте белеными стенами. Небо над головой было совсем не похоже на питерское — оно казалось огромным, угольно-темным, близким и… мохнатым от усыпавших его крупных и выпуклых, как на офицерских мундирах, звезд. Не дожидаясь, пока поезд стальной змеей подтянется к станции, неугомонные купчики попрыгали с подножки и бойкой побежкой двинулись к аккуратному вокзальному зданию с башенками.

— Че-ла-эк… Шампанского! — немедленно донеслось из распахнутого окошка вокзального буфета.

Митя с отвращением передернул плечами. Перрон покрывал слой шелухи от семечек, без которых здешние обыватели, похоже, жизни не мыслили. Зато «общественная ретирада»[11], помеченная характерным кирпичным крестиком на фронтоне, была новенькой и на удивление чистенькой — никаких тебе ароматов. Митя поморщился все равно: сладкий воздух, нарядный вид вокзала — все оскорбляло его. Это место — пустыня, без настоящих людей и жизненного смысла, а любая капля красоты и добра не уменьшала, а лишь увеличивала Митины страдания!

Из вагона третьего класса опрометью выскочила расхристанная баба — и ломанулась сквозь кусты прямиком к «ретираде».

— Надо же, какой тут народишко цивилизованный.

Баба настороженно огляделась и… задрав юбку, уселась за кустами прямо у стены «ретирады». В шаге от двери. Звучно зажурчала. Вскочила, одернула юбку… увидела над входом выложенный из кирпичей крестик… мгновение посомневалась… и на всякий случай размашисто перекрестилась на вокзальный нужник.

Митя сдавленно хрюкнул… и не выдержав, захохотал, уронив голову на руки.

— Что, сударь? Обсмеяли вовсе посторонних вам людей, о которых ничего не знаете, и веселитесь? — раздался сзади звонкий от обиды голос. Слова сопровождались звяканьем.

Митя медленно обернулся, в очередной раз окинув долгим взглядом реалиста… как его, Гришу? Вид Гриши нынче был особенно восхитителен: к слишком короткому для эдакой орясины мундирчику прибавился дорожный чайник в руках.

Видно, взгляд был выразительный — Гриша попытался спрятать чайник за спину, спохватился, выставил его вперед — точно пистолет в поединке.

Митя задумчиво посмотрел на почти упершийся ему в грудь «носик». Гриша отдернул руку с чайником — и разозлился еще больше.

— Какая ж она посторонняя? Мы с этой бабой уж почти родня… хоть она об том и не знает. — лениво протянул Митя, с интересом наблюдая как щеки Гриши покрываются красными пятнами.

— Какая еще… баба? — зло процедил тот.

— Вон та. — любезно пояснил Митя, кивая на вылезающую из кустов бабу.

— Не вижу в ней ничего смешного! — решительно отрезал Гриша, явно намереваясь развивать скандал дальше.

— А в ком видите? — немедленно заинтересовался Митя.