Фабрика мертвецов

— Надо паро-коней в конюшню… — устало начал отец и тут же оборвал сам себя. — Нет. Прямо сюда, в комнаты. Здесь уже хуже не станет, а из конюшни они к утру… испарятся.

Митя кивнул и побрел обратно в гостиную, борясь с желанием лечь на пол и свернуться калачиком. Осовело похлопал глазами на заглядывающие в окно железные морды — мысль, как перетащить паро-коней через подоконник тяжело перекатывалась в усталом мозгу. Наконец он встряхнулся и в который раз уже перебравшись через подоконник сам, повел скакунов к двери. Створки парадных дверей глухо бухали — за ними уже возился отец, снимая многочисленные замки.

Старый паркет пронзительно затрещал под стальными копытами.

— А сейчас — в кровать! — скомандовал отец, заводя паро-коней в громадную, как и все здесь, гулко-пустую залу, служившую прежним хозяевам то ли для парадных обедов, то ли для скромных деревенских балов.

Кроватей в имении так и не нашлось — ни одной.

Глава 10 Вор собственного имения

Солнечный лучик теплой лапкой погладил лоб. Посветил в глаза — горячая краснота под веками заставила только прикрыть лицо локтем. Тогда нахальный лучик заполз в нос.

— Ааапчхи! — Митя содрогнулся всем телом.

— Буууунг! — ответил под ним старый рояль.

— О Боже! — не открывая глаз, Митя попытался нырнуть обратно в сон.

— Бамс! Буууунг! — на стук затылком об крышку рояль отозвался снова. Митя глухо застонал и глаза все же открыл, уставившись в высокий, некогда белый, а теперь серый от пыли потолок с узорной лепниной. Он лежал на рояле, отчаянно болела спина и бока и… испытывал совершенное довольство человека, чьи мрачные предупреждения полностью состоялись. В этой провинции нельзя жить! Он еще полежал, разглядывая заржавленный крюк, торчащий из лепного плафона в потолке. Каких же размеров была сама люстра и где она висит теперь? Ломота в лопатках стала вовсе невыносима, пропотевшее за долгую дорогу и тяжкую ночь тело чесалось, так что он сбросил сюртук, которым был укрыт, и сполз с рояля.

Темная груда на составленных в ряд стульях зашевелилась, и отец тоже сел, уронив сюртук на захламленный пол. От каждого его движения с облезлой обивки стульев поднималась пыль и сыпалась побелка. Нагибаясь и потягиваясь, чтоб размять стонущие мышцы, Митя только порадовался, что сам выбрал рояль.

— Надеюсь, хотя бы водопровод здесь работает.

— Да колодец-то еще, поди, поломай. — отец сполз со стульев.

— Ко… колодец? — начавший приседать Митя так и застыл на полусогнутых ногах и с вытянутыми вперед руками.

— Не ожидал же ты и впрямь найти здесь водопровод? — ехидно хмыкнул отец. — В имении, да еще заброшенном?

— У Белозерских есть. — мрачно буркнул Митя. Бабушкино имение на Волге — единственное, где ему случалось бывать.

— Раньше, небось, ведра прислуга таскала. От колодца. Должен быть там. — прикинул отец, и не затрудняя себя походом к дверям, просто вылез в освобожденное от глухих ставен и тоже разбитое окно.

— Дикари… Совершеннейшие дикари… Со слугами. А мы — еще и без слуг. — Митя оглядел собственные подштанники, почти всерьез задаваясь вопросом, станут ли они грязнее, если уйти пешком в Петербург.

Из распахнутого окна донесся отчетливый звон колодезной цепи и плеск воды. Митя тяжко вздохнул — что приходится терпеть! — откопал в саквояже зубную щетку, порошок и полотенце, и тоже полез в окно.

Он торчал из окна как раз наполовину, когда в физиономию ему полетела выплеснутая из ведра вода.

— Папа! — захлебываясь от неожиданности, будто в стремнину попал, заорал Митя.

Коварно притаившийся под стеной отец, гремя ведром, кинулся удирать.

— Детство какое! — вытирая лицо, неодобрительно проворчал Митя. — Будто это ему пятнадцать, а не мне!

Сохраняя солидность, Митя выбрался из окна. Чопорно поджав губы, оглядел уже наполненную отцом бадью, брезгливо, двумя пальцами, подхватил второе ведро, зачерпнул… и с размаху выплеснул на подкрадывающегося отца.

— Аглуп! — отец замер, как суслик, выхваченный из мрака светом паро-конских глаз. — Какое коварство! Стоишь тут с видом альвийского лорда перед человечьим нужником, а сам! Ну сейчас я тебя… — отец попытался прорваться к бадье.

Митя прыжком махнул через бадью, подхватил из травы дырявый ковш — и встретил отца целым водным залпом. И было нечестно с его стороны все-таки прорваться, окунуть ведро в воду, несмотря на все попытки отнять, и вылить сыну на голову. Крайне дурной тон: сперва заманил Бог весть куда, теперь еще и обливается.

— Ну во-от… опять надулся! — протянул отец, глядя вслед нахохленному, как мокрый воробей сыну.

Хотелось ответить, что он вовсе и не сдувался, но уж больно глупо звучало. Поэтому Митя просто забрался обратно (может, двери заколотить за ненадобностью?) и не оборачиваясь на запрыгнувшего следом отца, принялся разыскивать в саквояже сменную пару белья. Он даже успел натянуть чистые подштанники…

Входные двери грохотнули, точно в них били тараном. Засов вылетел, со звоном ударился об пол. Двери распахнулись, с размаху врезавшись в стены. По коридору затопотало множество ног…