Фабрика мертвецов

— Погляжу! — продолжая целиться в Митю, с глухой угрозой процедил урядник. — Кидай пистоль да ложись на пол, чтоб я и руки, и ноги твои видел, тогда и глядеть буду! — легким движением дула указывая, куда отцу ложиться, распорядился урядник.

Митя с надеждой воззрился на отца: сейчас тот сдастся и ляжет, урядник отведет зловещий ствол, и желудок перестанет дергать ледяной судорогой, а юркие струйки пота катиться по спине. Даже если обозлившийся урядник и стукнет отца разок… сам же потом лебезить и извиняться будет.

Снова короткая гримаса, едва заметно дернувшийся уголок рта… и отец только плотнее прижал паро-беллум к груди своего пленника.

— Ах так… — зловеще процедил урядник, и его палец начал сгибаться… Курок сухо и отчетливо щелкнул в тишине…

— Брось паро-беллум, убийца! — раздался повелительный окрик… и из коридора в залу снова ввалилась толпа. Еще одна. И впереди опять мужик с шашкой наголо!

— Брось, кому сказал! — мужик с размаху опустил шашку на голову… уряднику. В последний момент он, кажется, успел сообразить, что на вооруженном убийце мундир, как и на нем самом. Сделать только успел не много — всего лишь провернуть шашку в руке, так что удар пришелся плашмя.

Урядник рухнул как подрубленный, перегораживая своим телом дорогу вбегающим в залу уездным стражникам. Отлетевший паро-беллум с силой стукнул Митю по босой ноге, тот взвыл и согнулся, хватаясь за ушибленную ногу, паро-беллум оказался у него под носом — и пальцы словно сами сомкнулись на рукояти.

— Пане исправнику, да за что ж? То ж я… То есть, то ж не я… Какой из меня убийца… — простонал лежащий на полу урядник.

Мужчина в мундире уездного исправника, сперва растерянно посмотрел на прибитого им урядника, потом на отца, снова на урядника…

— Гнат Гнатыч? — наконец пробормотал он. — Ты тут откуда?

— Так ворюгу арестовывать приехал. — ворочаясь на полу и то и дело хватаясь за голову, простонал урядник. — А вы чего?

— За убийцей гоняюсь, сюда ушел…

— Казав я! — возрадовался отлипший от стенки сторож Юхим. — Убивец и есть — меня-то как есть убил!

— Заткнись, Юхим! — бросил явно знакомый со сторожем исправник и медленно повернулся к отцу. Глаза его потемнели, наполняясь угрозой. — Ты держишь под прицелом уездного стражника. Власть полицейскую под прицелом держишь, понимаешь это, бунтовщик?

Отец чуть отстранился, оглядел застиранную рубаху пленника…

— Шальвары-с форменные. — смущенно прошептал тот, безошибочно расшифровав этот исполненный сомнения взгляд. — Торопимшись, ваш-блаародь…

— Высокоблагородие… — сквозь зубы процедил Митя.

— Высокоблагородие? Мужик в подштанниках? — насмешливо скривился исправник.

— Хиба высокоблагородия под портки ничого и не носють? — толкнул локтем бывшего лакея его сотоварищ. — А им того… не трёть?

Вот почему у отца такой простецкий вид? Истинно светского человека и в подштанниках бы за мужика не приняли.

— Фарс затянулся. Скольким из вас я еще должен приставить паро-беллум ко лбу, чтобы вы, наконец, выполнили свои обязанности и посмотрели мои бумаги? — устало спросил отец.

— За паро-беллум на каторге ответишь! Давай сюда свои бумаги, ну! — рявкнул исправник.

— Митя… — негромко бросил отец.

Митя не пошевелился, лишь выразительно ткнул в сторону саквояжа отнятым у урядника паро-беллумом.

— В приюте-то тебя почтительности научат, не сумлевайся, щенок! — процедил тот.

Митю ощутимо передернуло. Отец вперился в исправника гневно-начальственным взором:

— Господин исправник! Ваши люди не только о процедуре проверки личности понятия не имеют, но и с законом «Об оскорблении Кровной Чести» не ознакомлены? Не знают, что щенок — это кровный потомок Великого Пса Симаргла, и применение сего звания к кому другому — уголовно наказуемое деяние? Может, у вас в уезде мужики и баб своих осмеливаются суками звать?

— Э-э… Поучи еще меня, ракалия! — рявкнул исправник, но на своего подчиненного бросил весьма недобрый взгляд, так что тот немедленно вытянулся во фрунт и повинуясь начальственному кивку, направился к саквояжу. И лихо вывернул его на крышку рояля. На пыльный чехол вывалился отцовский дорожный несессер, платок, фляжка…

— Сколько наворовал, варнак! На каторге не занадобится, все казенное дадут! — урядник хозяйственно отложил отцовский бумажник в сторону.

Отец брезгливо поморщился.

— Это, что ли, документики? — урядник вытащил кожаную папку с вытесненным на углу гербом. — Поглядим, что ты за птица… — начал он… и осекся, выпученными глазами уставившись в лежащий сверху лист гербовой бумаги. Зашевелил усами, как придавленный тапкой таракан, и вдруг принялся ощупывать печати, словно надеясь, что хоть одна окажется ненастоящей.

— Что там, Гнат Гнатыч? — нетерпеливо спросил исправник.

— Так… дарственная, ваш-блаародь. От… от самого государя-императора! За особые заслуги перед Отечеством и лично Его Императорским Величеством…

— Тю! Чи вы ему верите, пане? — вдруг выпалил Юхим. — Чи мало зараз оцих тайных печатен, де тоби шо хошь пропечатают? Оци… которые бонбы у царя-батюшку кидают! Наглисты, во!

— Нигилисты. — рассеяно поправил исправник.