— Пойми… — выдавил отец. — Нужно, чтоб здешние порядочные обыватели меня уважали… а непорядочные — боялись. Но какой страх может быть, если по губернии разнесется, что нового полицейского начальника сельский урядник повязал?
— Не беспокойтесь, батюшка. — возвращаясь к тону, которого придерживался всю дорогу, с холодной вежливость кивнул Митя. — Я ваш покорный сын, располагайте мной всецело ради вашей карьеры.
— Опять? — взревел отец. Оглянулся, почувствовав устремленные на него со всех сторон любопытные взгляды, и торопливо понизил голос. — Пойми уже наконец, я не собираюсь жертвовать важным для всей империи делом ради твоих… никчемных светских мечтаний!
— А также ради моей жизни. — старательно изображая полную готовность, закивал Митя.
— Да не выстрелил бы он! — с досадой скривился отец. — Думаешь, после двадцати лет в полиции я не различу, когда и впрямь готовы стрелять, а когда только так… грозятся? Хватит уже труса праздновать! Собирайся — едешь со мной.
— Вам угодно меня еще и опозорить — прокатить через всю губернию в драных штанах? — сквозь зубы процедил Митя.
— Вот они, брючки-то, зашитые! И сюртучок почищен, паныч, и батюшки вашего! — бывший лакей подскочил к Мите с его вещами. — В лучшем виде! Дозвольте-с помочь?
— Не надо! — Митя принялся натягивать брюки — руки его ощутимо подрагивали.
Каким же дураком он был! Паро-кони, ночная скачка, штурм имения, утренние дурачества у колодца… Он позволил отцу думать, что между ними может быть что-то, кроме холодного отчуждения — и тот немедленно подвел его под выстрел!
— Поторопись! — скомандовал отец, направляясь к двери.
Митя ненавидяще посмотрел ему вслед: пади он от руки пропахшего салом солдафона, отец бы и над бесприютной сыновьей могилой своих полицейских муштровал! В носу отчаянно защекотало, а стиснутый в руках сюртук стал расплываться от навернувшихся на глаза слез. Еще не доставало перед полицейскими расплакаться — не объяснишь же им, что это от глубокого разочарования. Здешние таких тонких материй не поймут. С сюртуком в руках Митя уже привычно сунулся в окно на задний двор.
— Куды, паныч? Батюшка ждёть! — заполошно завопил вслед бывший лакей.
— Не ваше дело! — рявкнул Митя, перескакивая подоконник. — Сначала здешние меня пристрелить собирались, теперь еще и командовать начнут? — зло вытирая непрошенные слезы краем шейного платка, проворчал он.
— Я бы не позволила тебя убить. — донесся сверху скрипучий, будто старушечий, голос, и в жаркое летнее утро на Митю дохнуло острым и влажным, до ломоты костей, пахнущим землей холодом. — Тебе еще рано умирать. Пока рано.
Митя медленно поднял глаза. Восседающая на крыше дома рыжая мара ощерилась в клыкастой усмешке, так что провалились и без того обтянутые бледной кожей щеки. Плеснула угольными крылами — и прянула в яркую голубизну, словно истаяв черным пятном в ослепительном свете подбирающегося к зениту солнца.
Глава 11
Преступление на месте преступления
Живые кони дичились автоматонов. Только меланхоличный каурый урядника покорно рысил на полкорпуса позади отцовского паро-коня.
— Прощенья просим, ваш-высокблаародие… — хмуро бормотал сам урядник, — Все Юхимка, бес, попутал: «понаехали, ледве утек…» — передразнил он и погрозил кулаком тащившемуся в хвосте стражницкой кавалькады сторожу. — И сынка вашего я б ни за что не стрелил. Так, попугал только.
Отец многозначительно обернулся к Мите, а тот стал еще мрачнее: а что отец ожидал услышать? «Всю жизнь мечтал начальство перестрелять, желательно с семейством»?
— Тут еще я с убийством налетел… — с другой стороны бубнил исправник. — Уж простите великодушно, ваше высокоблагородие, уверен был, что по следам убийцы скачу! У здешних-то паро-коней нету, а кто мог убить, как не пришлые?
— Любопытные методы в уездной полиции: чуть что не так, пробежался по отелям, да и набрал подозреваемых. — усмехнулся отец.
— Нема у нас готелей, токмо в уездном городе! — отрапортовал урядник.
— И методов тоже нет, ваше высокоблагородие. Мы, как вы сами изволили заметить, полиция уездная, все больше сбором недоимок занимаемся.
— А ще беззакониями всякими! — радостно сообщил урядник.
Отец уставился на него настороженно, а исправник так и с явной опаской.
— Колы без законов всяких, без цих… статей, пропишешь кому трэба в морду за ругань матерную, або к властям неуважение — и все дела! — пояснил урядник.
— Места наши тихие. — словно извиняясь за недостачу, развел рукам исправник.
— Ни одного человека. — пробурчал Митя.
Трое всадников уставились на Митю, будто слышать от него живую человеческую речь было также удивительно, как от его паро-коня.
— А и верно! — с нарочитым оживлением согласился отец. — Сколько едем — никого, как вымерли все!
— Та Господь з вамы, ваше высоко-блаародь! То ж омороченное имение, шо тут людишкам делать?
— Омороченное? — напрягся отец.
«Какой же на этих руинах морок? Обычно руины роскошными кажутся, упыри так доверчивых путников заманивают. А тут — наоборот? Чтоб отпугивать? Зачем отпугивать?»