Фабрика мертвецов

— Ось воны, ворюги! — завопил ворвавшийся в залу кудлатый мужик. — Зовсим знахабнилы, по панскому дому голяка вештаются!

Следом за ним, грохоча сапогами, вломилась… толпа. Зверообразные мужики с палками кинулись к отцу. Впереди мчался мужичонка посубтильней, зато с шашкой наголо.

— Стоять! — голос отца, вроде негромкий, перекрыл и хриплое от азарта дыхание, и топот ног.

Разогнавшиеся налетчики немедленно остановились. В первую очередь тот, с шашкой, уже вскинувшей ее над головой отца. Ну а как не остановиться, от такого-то непререкаемого приказа, да эдаким командным тоном… да еще паро-беллум, упершийся в грудь налетчика с шашкой тоже… способствует. Может, и поболее командного голоса. Точно поболее.

Мужик с шашкой замер, аж покачиваясь на носочках, как неловко выставленный портняжный манекен. Медленно опустил взгляд, будто желая убедиться, и впрямь ли паро-беллум глядит ему в грудь. Рука его заметно задрожала — и поднятая шашка слегка стукнула своего владельца по голове, вызывая еще большую дрожь.

— Ну чого встав, мов укопаный? Руби его! — завопил оттертый к стене кудлатый.

И только теперь Митя сообразил, что это их запертый в чулане пленник! То есть, не запертый уже, выходит…

— Заткнись, Юхимка! — не отрывая глаз от паро-беллума, процедил мужик с шашкой. — А ну как стрéлит?

— Да не стрелит он, морда бандитская, забоится! — аж приплясывая от нетерпения, выкрикнул кудлатый сторож.

— Якщо морда-то бандитская, чого б ему и не стрельнуть? — рассудительно предположил мужик с палкой.

Их оказалось не толпа, а всего-то двое.

— Гнат Гнатыч! Бандюги-то вооруженные! — Юхимка вдруг завопил, как обиженный ребенок, вызывающий на помощь родителя.

— Кинь пистоль, бисов сын! — в залу тяжеловесно, как носорог, ворвался полицейский урядник. От его рыка загудели струны в недрах старого рояля, мужики с палками аж присели, а отцов пленник снова стукнул себя шашкой по голове. На отца рык никакого впечатления не произвел, что явно обозлило урядника. — На каторгу захотел, ворюга? Кидай, кому сказано!

— Что вы делаете в моем доме, милейший? — очень холодно, очень веско, очень раздельно поинтересовался отец.

— Как ррразговариваешь, мерррзавец? — побагровевший от ярости урядник принялся лапать кобуру на поясе.

— От и мне таку байку рассказать намагався: та я ж, звычайно, не слухав! Так они давай вдвоем меня бить, що у-у-у-у! — Юхим принялся раскачиваться, подвывая от жалости к себе. — И руками, и ногами, почитай, до смерти забили, ироды кляти!

— Повторяю! — возвысил голос отец. — Что вы делаете в моем имении и моем доме?

— Ишь, завзятый какой: уж попался, а все россказни рассказывает! — урядник стал вовсе похож на свеклу — такой же багровый и надутый. — Имение это почтенному Остапу Степановичу принадлежит, об том у нас каждому известно.

— Кто такой Остап Степанович? — неожиданно поинтересовался отец у мужиков с дубинками.

— Большой хозяин… — явно растерялся от вопроса мужик. — Усей волости нашей благодетель.

— И что же этот благодетель? Купил имение? — удивился отец.

— Никак нет-с… — вмешался второй мужик, помоложе. — Вроде как намереваются… С акциону-с…

— Остапа Степановича придется огорчить. — усмехнулся отец. — Имение на аукцион выставлено не будет, поскольку пожаловано мне.

— Это кто ж у нас казенные имения жалует? — насмешливо хмыкнул урядник.

— Государь-император. — пожал плечом отец.

Урядник аж притопнул каблуками, невольно вытягиваясь во фрунт… и тут же спохватился.

— Еще и государя к своим воровским делам приплел! А бумаги на имение у тебя в тех штанах остались, которые ты надеть позабыл, босяк?

Урядник победно покосился на подчиненных, предлагая оценить остроумие. Угодливо хихикнул лишь Юхим. Мужики с палками растерянно переминались, а несчастный владелец шашки лишь потел да постанывал, когда шашка тюкала его по темечку. Но опустить руку не решался.

— Митя, подай саквояж! — скомандовал отец.

Митя шумно выдохнул, только сейчас обнаружив, что не дышит. «Надеюсь, это отвратительное недоразумение сейчас и разрешится». — он аккуратно, бочком двинулся за саквояжем.

— Стрельте, Гнат Гнатыч, малого стрельте! — вдруг пронзительно заорал Юхим и урядник, словно подхлестнутый, выдернул паро-беллум из кобуры… и прицелился в Митю:

— Кидай пистолю, ворюга, не то хлопца твоего пристрелю!

Митя замер, оцепенело глядя в черный зрачок дула. Зрачок глядел ему в лоб: холодно, точно, безжалостно, а толстый, красный, покрытый мелкими волосками палец дергался на курке при каждом вопле урядника.

«Но я же не могу умереть! — растерянно подумал Митя. — Вот так…».

Лицо отца закаменело… паро-беллум ни на дюйм не отодвинулся от груди его пленника.

— Пан урядник! — вдруг заголосил мужик, что помоложе. — Поглядите вы те бумаги, може, и правда новые хозяева приехали?

— Тю, дурный! Голяком? — возмутился Юхим.

— Я в лакеях служил, панов во всяком виде видал — и голяком тоже!

— Справди, пане уряднику! — взмолился мужик с шашкой. — Бо мочи вже нема так-то стоять!