Фабрика мертвецов

— Тилькы дюже худенький! Оно и зрозумило: що там у вас в столицах за еда? — у нее снова жалостливо задрожали черные брови. — Ничого, поживете у нас годок-другой — откормим. Я и кухарке казала, щоб расстаралася, зранку вже и порося кололи — визжав, мов скаженый! Ось вы спробуете…

Что именно — визжать? У Мити снова испортилось настроение: он не хотел оставаться тут на год, а тем более на два, и не хотел, чтоб его откармливали, как того несчастного поросенка.

— Ось сюды, по лестничке, та и наверх, там вже уси собрались, лише вас чекають! — Одарка затопала по темному коридору, заставляя Митю следовать за ней. — А я уж, прощенья просим, побижу до кухарки, бо столько ж гостей, столько, що у-у-у! — она изобразила что-то вроде неуклюжего реверанса и умчалась, гремя шариками ярких деревянных бус, в несколько рядов висящих на груди.

«У господ Шабельских дурно воспитана прислуга» — вспоминая неслышно появляющихся и также неслышно исчезающих горничных бабушки-княгини, удовлетворенно подумал он. Он предполагал, что тут будет ужасно, и тут ужасно, и это правильно, потому что именно так, как он предполагал.

Она говорила про гостей? Понятно, все окрестные помещики примчались к Шабельским — столичные гости наверняка редкость в их скучной провинциальной жизни. Митя начал подниматься по лестнице: на отца надежды никакой, честь столицы перед провинциалами придется отстаивать в одиночку. Каким себя показать: безупречным воплощением светского тона? Отчаянным прожигателем жизни, повидавшим всё и вся?

Подметки сапог звонко цокнули по дубовому паркету. Широкая парадная лестница поворачивала, разделяясь на два «рукава». Вокруг царил полумрак — свечи по дневному времени не горели, из окошек внизу свету тоже был немного. Лишь забранное в позолоченную раму зеркало тускло мерцало в полумраке. Митя задрал голову: наверху тоже темновато, и совсем не слышно голосов.

— Недоставало только заблудиться брошенному на произвол судьбы гостю. — пробормотал он, вертя головой туда-сюда: по правому «рукаву» лестницы подниматься или по левому? А потом? Проверять комнаты одна за другой в поисках хозяев?

— Мы вас никогда не бросим. — прошелестел тихий, потусторонний голос.

— Мы здесь…

— Мы рядом…

— Мы вокруг вас…

Сумрак дрогнул и вокруг него, по бокам и за спиной, словно бы ниоткуда возникли девочки. Две… три… четыре совершенно одинаковые девочки! Их лица, нечеловечески спокойные и неподвижные, с закрытыми глазами, тонули в тенях, а окутывающие фигуры бесформенные белые одеяния едва заметно трепетали, хотя ни малейшего движения воздуха не чувствовалось. Митя судорожно хватил ртом воздух. Веки всех четырех… существ, начали медленно подниматься. На Митю в упор глянули абсолютно белые, без зрачка, затянутые слепой пленкой глаза. Вытянув руки, девочки шагнули к нему…

«Опять… Нет…» — Митя отчаянно шарахнулся в сторону, чуть не грохнувшись со ступенек.

Пронзительный счастливый визг ударил по ушам!

— Поучилось, получилось! — схватившись за руки, две одинаковые девочки скакали на площадке перед зеркалом, а в прозрачном стекле точно также счастливо скакали их одинаковые отражения. Даже банты в волосах подпрыгивали одинаково. Свалившаяся с плеч одной из них — Митя даже не сразу понял, настоящей или отраженной! — белая простыня соскользнула на пол.

— Испугались, да? — подхватив подол по-девчоночьи короткого муслинового платьица, подскочила к нему одна. — Ага!

— Ая-яя-яй! — запищала вторая, жутковато оттягивая веко… и вытаскивая из-под него тонкую белую пленку, какая бывает на варенном яйце. — Что ж вы так долго не шли? Думаете, легко было столько времени за балясинами просидеть, да еще с пленкой на глазах?

— Мы вас так ждали! — с чувством прибавила первая.

— Это я уже понял. — пробормотал Митя, заводя руки за спину и стараясь незаметно заправить выскочивший в ладонь нож обратно под манжет. Нож заправляться не желал. Сердце булькало где-то в горле.

— Здравствуйте! — в унисон пропели одинаковые девочки и одинаково присели в неглубоком книксене. В зеркале теперь отражались их спины и пышные розовые банты на талиях. — А мы вас знаем! Вы — Митя!

— Дмитрий Меркулов, к вашим услугам, сударыни!

— Капитолина! — воскликнула одна. — Олимпиада! — подхватила вторая и хором закончили. — Для друзей… а вы ведь наш друг, верно? Капочка и Липочка! — и обе барышни одновременно подсунули ему ручки для поцелуя.

Краткое мгновение паники — барышни ему ручки, а он на них с ножом! Видно, от испуга нож наконец скользнул в перевязь на запястье.

— Барышни Шабельские, я полагаю? — склоняясь сперва к руке одной, потом и второй девицы, с сомнением протянул он — уж очень эти белокурые, нежные, как ландыши… бандитки, были непохожи на прискакавшую на паро-коте крепкую и черноволосую старшую Шабельскую.

Девицы трепетно закраснелись, видимо, страшно довольные, что с ними знакомятся совсем как со взрослыми.

— Верно полагаете! — бесстрашно заявила одна — Капочка или Липочка, он сказать не мог, они у него тут же перепутались.