Подошедший сзади Юхим ухватил мужика за шкирку, оторвал от рычага и подтолкнул на его место мертвячку. Та покорно налегла грудью и пошла, упираясь в рычаг. Столб завертелся, глина влажно чавкнула. Юхим ушел, волоча обвисшего в его хватке мужика, точно ребенок тряпичную куклу. Оставшаяся нога скребла по земле.
Воздух над котлованом тихо затрепетал от едва слышного детского шепота:
— Мертвячки хороши — все довольны от души!
Митя почувствовал, как волосы у него на голове начинают шевелиться. Картинка внизу придвинулась близко-близко, будто он заглянул в окошко «волшебного фонаря». Существо, загружающее в кузов паро-телеги отчетливо позвякивающий ящик, обернулось… Сквозь наполовину сгнившую щеку проглядывала голая кость. Отсветы от чанов с расплавленным стеклом озаряли темные силуэты — вот один из них наклонился, подбрасывая дров в пылающую топку. Язык пламени выметнулся из жерла печи, лизнул протянутую руку, и та вспыхнула, мгновенно занявшись темным дымным пламенем. Не переставая гореть, работник продолжал подкидывать дрова. Толпа внизу была не людской! Людей, кроме Юхима, там и вовсе не было! Тут и там, у чанов и рядом с пилами тащили, грузили, подливали, топили, помешивали — мертвецы! Мертвые руки вертели ворот, приводивший в движение прессы и пилы, мертвецы закладывали глину в форму, вылепливая кирпичи, мертвецы направляли бревна под пилы… Мужчины и женщины, старики и молодые крепкие парни, юркие девичьи фигурки и совсем маленькие, детские… А в воздухе плыл, шептал, подгонял, дрожал завораживающий мерный шепот, выпевая слова глупых детских стишков!
— Как… как это возможно? — прошептал Митя — ледяной пот покатился по его лбу, заливая глаза, на миг лишив способности видеть жуткую картину внизу и дав надежду, что все это ему лишь привиделось. — Откуда… все эти мертвецы?
— Так с кладбища, — равнодушно ответила Даринка.
— С кладбища, — повторил Митя. — Но… Как же…
Мертвецы вставали — это случалось, для того и нужна была Кровная Моранина Сила, чтоб возвращать их обратно. Но… Кладбища целиком поднимались только в годину чудовищных бедствий, когда потревоженные Силы нарушали покой мертвых! А тут… ни войны, ни эпидемии, а мертвяков, сдается, пять, а то и шесть десятков… Митя почувствовал, как его внутренности скручиваются от ужаса и чудовищного отвращения. Мужики на пристани говорили, что надо работать, чтоб целую вечность потом не отрабатывать…
— А среди них есть… — прошептал Митя — во рту стало сухо и кисло, как после рвоты, и говорить было трудно. — Должники… Бабайко?
Девчонка тихонько хмыкнула:
— Памятливый ты, паныч… Сообразительный…
Митя стиснул губы, понимая, что его сейчас и в самом деле вывернет. Смерть стирает обязательства. Смерть снимает долги. Но… случалось, прижизненный долг, неважно, перед родом, возлюбленным, государем, был настолько силен и важен, что выдергивал даже из-за последней черты. Так и появлялись гонцы, сумевшие и мертвыми доставить весть. Матери, выбирающиеся из могилы, чтобы защитить детей. Воины, мстящие за погубленных соплеменников. Но кто-то… кто-то… сумел превратить в посмертный долг жалкие гроши в долговой книге деревенского богатея? И это был точно не Мораныч! Да все его предки Белозерские сами бы поднялись из могил, узнай они о таком! Ведь это… Хуже убийства. Это оскорбление!
— Как… они… посмели? — захлебываясь ненавистью и яростью, черными, как кладбищенская земля, прохрипел Митя. — Поднять кладбище… ради вот этого? Чтоб мертвые… лепили кирпичи? — переводя взгляд на штабеля свеженьких, только вышедших из-под рамки кирпичей, выдавил Митя. — Всего лишь?
Девчонка изумленно поглядела на него:
— Кирпичный цех, да стекольный, да лесопилка, да винокурня ще… Машинерии — тьфу, ничего, за глину не платить, за песок, за лес, работники не пьют, не едят, не спят, днем и ночью работать могут. Да еще и податей вносить не надо: ни на земство, ни в казну! Ничого соби — «всего лишь»! Да ты хоть розумиешь, панычу, яки це гроши?
— Хорошо хоть, колбасного цеха здесь нет, — только и смог выдавить Митя.
[1] Полная кастрюля чепухи (англ.)
Глава 36. Бегство для героя
Насчет денег Митя разумел побольше, чем глупенькая крестьяночка. Светскому человеку нужны деньги: на правильных портных, ювелиров, на Елисеев с его черной икрой, кофейни на Невском, балы, маскарады, на коней, живых и автоматических… Истинно светский человек не заботится о деньгах — деньги просто есть. Как трава по весне, как солнце, как воздух. А тем, кто вдруг лишился этого света и воздуха… Кровным с их родовыми Силами проще: они и разоряются редко, к тем же Велесовичам золото словно родовая чешуя липнет. Но даже случись с легкомысленными Лельевичами или буйными Перунычами такая оказия, для них всегда найдется государева служба, пусть тяжелая и порой опасная, но позволяющая достойно и без ущерба для чести выйти из неприятного положения. А служилым дворянам как быть? Или делать вид, что все в полном порядке, все глубже залезая в долги, или уезжать в имение.