Фабрика поломанных игрушек

Эстя всему промыслу рассказала, что скоро будет у них свой технолог — её муж. Рыбаки радовались вдвойне.

Щербаков в техникум поступил. Жил с Эстей, учебные задания выполнял, регулярно летал в Архангельск на сессии, проучился сколько положено. Рыбу не ловил — хозяйствовал по дому. Приметы помнил! Зорко смотрел, чтобы в тарелках куски не оставались, ножи на столе не забывал, колотую посуду сразу выбрасывал в помойку!

Жена нарадоваться не могла. Одна печаль её томила — никак детишки не получались. Вроде и берегла себя для замужества, да всё никак. Частенько жаловалась мужу, грустила.

От её волнения и Щербаков стал вспоминать сына своего от первого брака. Мыслями не делился. Пытался представить — как он растёт, сколько ему лет? Как в школу пойдёт?

Может, исполнилась бы мечта Эсти, но прибыл на государственные экзамены в Архангельск директор рыбокомбината из Новой Ладоги. Требовался ему позарез грамотный главный технолог. Обратил внимание на Вениамина — тот на красный диплом шёл. Пообещал ему квартиру и машину служебную с водителем.

Стал Щербаков уговаривать жену на переезд. А та ни в какую — поморка я, родители здесь уродились, не брошу Белого моря.

Подумал Щербаков — может, со временем уладится. Что с жены-дикарки взять? Вот получит квартиру со всеми удобствами, привезёт в гнёздышко, покажет, как цивилизованно жить — не устоит!

Уехал по приглашению под Волхов Ленинградской области.

Директор свои обещания по жилью выполнил, машину дал и зарплату положил хорошую.

Закрутился Щербаков в новом деле, почувствовал себя начальником! Сначала часто писал жене письма. Эстя ответами не баловала — почерка своего стеснялась. Вскоре совсем письма приходить перестали.

Через пару лет выбрался Вениамин навестить жену. Шёл к избе на берегу и не знал, что скажет. Хотел, как лучше. Прощенья просить — за что? Её ругать — а она-то в чём виновата? Солнце в спину светило, и чудилось, что пинает он свою тень, а вместе с ней тот неприятный осадок в душе, гадливость собственного ощущения — вот так отплатил девушке за её любовь и спасение!

Увидел, как большая чёрная кошка шмыгнула под рыбацкий барак. Сплюнул три раза через плечо, но чувствовал, что не поможет. Уж больно тяжёлую ношу тащил на плечах — трудного разговора ожидал.

Да всё случилось наоборот.

Эстя уже не одна жила, а с бригадиром. Тот на промысле был, а она хозяйством занималась, люльку качала с двойняшками. Пригласила, чаем напоила. Сама светилась, точно и не муж её законный пришёл, а родственник дальний. Рот не закрывался: о детях болтала — не остановить. Как забеременела, да вертолётом в больницу летала, как всей бригадой крестины справляли. Смущения никакого. Даже каша убежала из кастрюльки — детям готовила.

Не понял Щербаков таких перемен, толком сказать ничего не мог, за чай поблагодарил и в обратный путь.

Кто здесь виноват, он и не знал. Может, чёрная кошка беду накликала или убежавшая каша? Все приметы — к одному! Хотя и до них уже всё было решено — только предупреждали. А в чём беда-то, если в доме все счастливы?

Понимал в душе — не его это женщина, и чего тогда обижаться? И чем дольше бы он жил с ней, тем глубже опускался в трясину собственных сомнений. Смог ли выдержать такую ответственность?

Рад был — может, нашла Эстя своё настоящее североморское счастье, раз детишками разродилась. Видать, Господь не позволил кровь поморскую пустить по ветру.

Глава 7 Разоблачение

Червонцев распахнул дверь своего кабинета, приглашая вперёд графиню. Успел заметить за столом второго заместителя — Башмакова. Тот, как обычно, разглядывал на свет свою авторучку, недавно подаренную знакомым бизнесменом. Поднимал её на свет к окну и переворачивал. Изображение обнажённой девушки заполнялось чернилами — надевало купальник. Затем снова переворачивал ручку, и одежда исчезала.

Красная физиономия заместителя похотливо улыбалась, узкие татарские глазки блестели, левой рукой приглаживал свои чапаевские усы, подкручивал кончики. Увидев входящих, смутился, убрал авторучку, молча поднялся из-за стола и вышел. Червонцев не успел его представить, облегчённо вздохнул, — может, это и к лучшему, пусть лезет под свою корягу.

Кабинет был небольшой. Из мебели только длинный стол для совещаний да шкаф для одежды, в углу — металлический сейф. Занавески на окнах копили пыль, залетавшую с улицы, — трогать их было небезопасно. Через постоянно открытую форточку доносился стук трамвайных колёс по рельсам, нетерпеливые сигналы машин, стоящих в пробке на Лиговском проспекте.

Мария Ивановна скромно села на стул сбоку, стала крутить головой, с удивлением разглядывая потрескавшийся потолок помещения, вздутые от протечек выцветшие обои, замазанную толстым слоем краски изящную старинную лепнину резного карниза.

Виктор Иванович поморщился:

— Извините, обстановка не царская, всё же госучреждение! — потрогал чайник и, убедившись, что тот горячий, начал разливать кипяток. Поставил на стол тарелку с печеньем, достал из шкафчика две разнокалиберные цветные чашки и сахарницу с единственной ложкой.