Фабрика поломанных игрушек

Ещё через день вечером они уже сидели в кафе, а в субботу — танцевали в единственном ночном клубе, пили красное вино.

— А хочешь, я тебя приворожу? — улыбалась Рада, её черные глаза были полны задора, — ты же знаешь, что все цыганки — колдуньи!

Вениамин расслабленно улыбался. Ему нравилась непринуждённость девушки. Не надо было её развлекать, думать — что рассказать интересного, чем завлечь. Можно было просто сидеть рядом, молчать и любоваться ею, слушать девичий бред о каких-то неизвестных подругах, о нарядах и детских играх.

Щербаков согласно кивнул головой, и Рада, взяв свой фужер, поднесла к губам, наклонилась, стала с серьёзным видом шептать в него. Вино плескалось от её дыхания, оставляя капельки на подвижных губах. Периодически с неприступно холодным лицом она устремляла исподлобья жёсткий взгляд на Вениамина. Затем ласково улыбнулась и протянула Щербакову бокал, заставила выпить.

В тот вечер он явно перебрал и когда проснулся утром, почувствовал лёгкое головокружение. Следуя на работу, ощутил в душе тягучую тоску и никак не мог понять — с чего бы это. Точно ждали его большие неприятности. Думал, что зря они так смеялись и веселились с Радой накануне — не к добру это! А потом вспомнил, что во время колдовства поменялись бокалами. Ах, как же он это позабыл!

По службе оказалось всё в порядке. Получив материалы для исполнения, направился в кабинет. Сел за свой письменный стол у окна, посмотрел на улицу и неожиданно понял, что тоска, заполнившая душу, пришла не со стороны. А родилась внутри от безудержного томления сердца. Он открыл свою записную книжку и нашёл телефон Рады. Набрал номер, попросил её позвать, и только когда услышал её голос, у него на душе стало легко и светло. Он понял, что влюбился.

Встречи стали учащаться. Иногда длились до утра. Рада приходила на свидания то в коротком платьице, то в джинсах. Щербаков, не веря своему счастью, обнимал стройную фигурку девушки, что-то шептал ей на ухо, осторожно гладил податливую спину, чувствуя ладонями едва заметные девичьи лопатки. Провожая домой, целовал в губы и думал — вот оно, богатство, на которое простуда сподвигла перед знакомством: как сказал, так и будет, чих — на ветер, деньги — в карман…

Денег у Рады действительно оказалось достаточно. Отец — цыганский барон.

Однажды после прогулки девушка увлекла Щербакова к себе. Прошли за высокий кирпичный забор с железными воротами величиной с те, что атаковали матросы в Петрограде, захватывая Зимний дворец.

Вениамин и раньше их видел, проезжая мимо, думал — территория мечети. По двору ходило множество цыган, но каждый занимался своим делом, и внимания на них не обращали. Неожиданно подбежали двое маленьких ребятишек и кинулись к Раде обниматься, тараторя что-то на цыганском языке. Ему послышалось, что дети назвали Раду мамой.

Но та на удивление резко что-то им наказала, и малыши обиженно отошли в сторону.

— Чего они хотели? — удивился Вениамин.

— Маленькие попрошайки, вечно ко всем пристают, — улыбнулась Рада и потянула Щербакова к порогу большого каменного дома.

Внутри — огромная прихожая с кожаными диванами по периметру. В дальнем углу перед кивотом с образами — теплилась лампада. Кругом на столиках и тумбочках фарфоровые статуэтки, по стенам картины, высоко под потолком — бронзовый орёл держал в когтях огромную полыхающую люстру. Такую роскошь Щербаков видел только в музее, когда школьником ходил на экскурсии.

Перед залом гостиной копошилась в сундуке старенькая сгорбленная цыганка. Рада обратилась к ней:

— Дуня, принеси гостю тапочки, а я сейчас, — убежала по лестнице, ведущей на второй этаж.

Старуха разогнулась, шурша юбками, нехотя подошла, бросила под ноги Щербакову войлочные шлёпанцы.

Вениамин присел на диван, чтобы переобуться, чувствовал скованность, наклонился.

Цыганка покачала головой, сиплым голосом пробурчала:

— Не по тебе доца! Тебя жена ждёт и ребёнок! Маленький чяворо!

Вениамин недоумённо вскинул голову.

Морщинистое обветренное лицо Дуни с орлиным носом исказилось презрительной гримасой. Короткие усики по краям рта шевелились, точно щупальца.

Щербаков сделал вид, что не расслышал, опустил голову, продолжил развязывать шнурки.

Старуха, пошамкав губами, отвернулась и, шурша по полу многочисленными яркими юбками, вышла из комнаты.

Скоро вернулась Рада. Теперь и на ней был тот же наряд, что и на всех цыганках. Щербаков даже не сразу её признал, удивился таким переменам.

— Отец не любит, когда я в коротких платьях или брюках, — пояснила она, — пусть порадуется. Ну, пошли!

В голове Вениамина продолжала звучать фраза цыганки. Откуда она могла знать? Даже руку его не брала погадать. Что у него — на лбу написано?

Не заметил, как пересекли зал и далее по коридору свернули в закуток. Рада распахнула большую резную дверь.