К ее столику проталкивался какой-то мужчина. На нем было синее пальто до колен. Из-под него виднелся дорогой высокий стоячий воротник с замком-задвижкой. На черном шелковом цилиндре не было ни пятнышка. Его белые кожаные перчатки были столь же безукоризненно чисты. Этот мужчина не был беженцем. Большие карие глаза впились в Анну. Губы расплылись в улыбке, но его лицо при этом скривилось так, будто мышцам это движение было чуждо.
– Сударыня. Разрешите мне сесть к вам за столик? – спросил он по-немецки.
Ее земляк? Нет. Он говорит с акцентом.
– Если вам удастся найти место, – сказала Анна.
Это казалось невозможным. Все скамьи были заняты. Стулья делили сразу два человека, а иногда и больше.
Наклонившись к соседу Анны по скамье, гость прошептал что-то ему на ухо. Двое мужчин быстро переглянулись. Затем человек в зеленом освободил место.
Анна почувствовала, как ткань синего пальто трется о платье. Она попыталась отвернуться в другую сторону, но тут ее уже снова прижали к стене.
– Откуда вы знаете, что я говорю по-немецки? – спросила Анна.
Она чувствовала себя неуютно рядом с этим незнакомцем. От него пахло сладковатыми духами, с которыми он явно переборщил. Анне даже захотелось, чтобы вернулся ее сосед, вонявший уличной грязью.
– Я наблюдал за вами, – сказал незнакомец. Он взял Анну за руку. – Меня зовут Виктор Шувалов. Я русский. Я в Брюсселе проездом. – Он поднял стакан Анны к носу. Могу ли я заказать вам что-нибудь получше? В приличном месте?
Анна испугалась. Этот мужчина собрался делать ей авансы? Быть может, он пользовался бедственным положением беженцев в корыстных целях? В «Ламбермоне» рассказывали ужасные истории. Они должны были предостеречь постояльцев, ведь легковерие – дочь беды.
– Нет, спасибо, – отказалась Анна. – Это очень любезно с вашей стороны.
Она могла похвалить этого русского за прекрасный немецкий. Однако графиня проглотила этот комплимент. Ей не хотелось воодушевлять незнакомца.
Судя по всему, в этом не было необходимости.
– Как вам угодно, – сказал Шувалов.
Теперь его голос зазвучал иначе. Он говорил как человек, который беседует с тугоухим и боится, что его неправильно поймут.
– Я порой бываю в «Ламбермоне», – объяснил русский. – И я видел вас здесь уже несколько раз.
– Господин Шувалоск, – перебила его Анна. Она нарочно произнесла имя неправильно. – Мне нужно к себе в комнату. Пожалуйста, пропустите.
– Сперва выслушайте меня, – повелел ей Шувалов. – Вам не нужно меня бояться. Я вам не наврежу. Я не из тех, кто нападает на женщин. – Он провел по пальто указательным пальцем в перчатке. – Разве я похож на того, кто ищет подобного?
Слова его звучали ударами молотков.
– Скажите, что вы от меня хотите, – потребовала Анна. – А потом выпустите меня. Или я позову на помощь.
– Поймите, прошу вас! Я попал в очень скверное положение, – объяснил русский. – Быть может, оно даже хуже, чем у окружающих нас людей. – Он помолчал, о чем-то задумавшись. – Я путешествую по Европе. Вместе с женой. Она тяжело больна и, вероятно, умрет через год или два. Поэтому мы и отправились в путь: посмотреть красоты мира, пока еще не слишком поздно. Но несколько дней назад болезнь обострилась, и теперь Надя больше не может ходить. Мне нужно инвалидное кресло. Но в этом городе такого не раздобыть. И тут я увидел вас. – Он снял левую перчатку и нежно провел рукой по колесу, прижимавшемуся к его ногам. – Продайте мне эту коляску. Это уникальный экземпляр – ничего подобного я раньше не видел. Я заплачу столько, что вы сможете купить себе десять новых кресел, куда бы вы ни отправились.
Анна почувствовала его прикосновение, словно колесо было частью ее тела. Она отодвинула руку мужчины.
– Прошу вас, подумайте над моим предложением, – настойчиво сказал Шувалов. – От этого зависит последнее счастье моей жены.
Анне стало жаль больную. Но как она могла ей помочь? Она и сама потеряла все. Тристана, крепость Дорн, ноги, надежду на новую жизнь в Париже, Иммануэля, даже Александра. Инвалидная коляска была единственным, за что она еще могла зацепиться. Без нее… Об этом ей не хотелось и думать.
Тем не менее Шувалов хотел выручить ее из беды.
– Быть может, у нас получится заключить другой уговор, – предложила она. – Я буду ухаживать за вашей женой здесь, в Брюсселе, до тех пор, пока она не сможет снова отправиться в дорогу. После этого вы на поезде вернетесь на родину.
– Я не привык, чтобы меня упрекали в том, что я учел не все возможности, – сказал русский. – А женщина и подавно.
Он встал и ушел. Протискиваясь к выходу, он даже ни разу не обернулся. Анна оцепенела. Что это за человек? Связываться с ним явно не стоило. С облегчением, что встреча осталась позади, она снова пригубила «вино для троих мужчин» и принялась искать на дне бокала выход из бедственного положения.