Что за трусиха! Леметр пожалел, что взял в помощницы именно Элис. Вначале она действительно приносила пользу. Но теперь от нее не было никакого проку. Придется избавиться от нее так же, как от Пивера. А после и от ее мужа, герцога Вустерского. Найти замену проще простого. Аристократки выстраивались в очереди в его салонах, только и мечтая исполнить любые его желания.
– Идите, леди Элис. Вы меня разочаровали, – сказал он и открыл ей дверь.
Герцогиня вскочила с места. Платье зашуршало.
– Подождите! – попросила она. – Не выдавайте меня. Я могу помочь вам иначе.
– Вы поможете мне, когда перестанете тратить мое время впустую. Мне нужно работать.
Он снова посмотрел на часы.
Леди Элис вцепилась в край письменного стола.
– Вы что, пойдете во дворец сами?
– Да, пойду, – сказал Леметр. – Когда Англия падет, я поселюсь в Букингемском дворце и зарежу на троне свинью.
– Но я говорю совершенно серьезно. Выслушайте меня. В последний раз, – умоляла его леди Элис.
Она выглядела жалкой.
– Нет, – сказал магнетизёр.
Не обращая внимания на его ответ, она говорила дальше.
– Наследник престола. Альберт. Берти. Он болен. Еще и скандал вокруг дневников. Говорят, он перестал есть и почти не спит.
Леметр нахмурился.
– И что с того? – нетерпеливо спросил он. – Какое мне дело до душевной жизни мальчика?
– Врачи не могут его вылечить, – продолжила леди Элис. – А вы бы, мистер Леметр, смогли.
Что же она предлагает?
– Во дворце ваши салоны хорошо известны. Многие придворные дамы уже у вас лечились. Возможно, мне удастся убедить гувернантку, что консультация маленького Берти у вас… что стоит попытаться обратиться к вам. Что скажете?
Время застыло. Леди Элис обещала предоставить ему прямой доступ к королевской семье. С помощью амулетов он сможет получить контроль сначала над юнцом, а затем и над Викторией. Она не только с удовольствием отдаст ему дневники. Она напишет для него новые.
Леметр приложил ладонь к груди. Под рубашкой на шее он носил два амулета. Под пальцами магнетизёр ощущал подвески, выступающие на коже.
– Хорошо. Я дам вам еще один шанс. Устройте все. И поторопитесь. Скажите, что я пробуду в Лондоне еще лишь несколько дней. Если гувернантка хочет воспользоваться моим искусством, ей нужно поспешить.
Кивнув, леди Элис беглым шагом покинула салон. Он слышал, как по ступенькам стучат ее туфли. Саймс что-то сказал. Входная дверь захлопнулась. Канюк был на пути к мышиной норе. «Страх, – подумал Леметр, – самый мощный стимулятор».
Глава 28. Лондон, Ньюгейтская тюрьма, декабрь 1851 года
Александр не знал, какая часть дня хуже: когда он сидел в камере в подвале Ньюгейта или когда работал в тюремной мастерской. Его распределили вить веревки. Каждое утро надзиратель отводил его в помещение с десятком других заключенных. Там Александра поставили перед кучей веревок и канатов и велели ему расплести их и намотать волокна вокруг бочек. Когда бочка была обвита в несколько слоев, другой заключенный ее выкатывал. Куда, Александр не знал, но догадывался, что товарищу по несчастью в другой мастерской приходилось вить из волокон новые веревки. Веревки, которые потом вновь предстояло расплетать ему.
Когда за окнами мастерской начинало смеркаться, надзиратели отводили заключенных обратно в камеры. В одиночной камере Александра между фундаментными стенами тюрьмы царили тьма и тишина. Ему так не хватало хоть кого-то рядом. Однако, когда утром он снова шел в мастерскую и волокна врезались в израненную плоть рук, ему не терпелось вернуться в камеру. Недовольство было его постоянным спутником. «Все лучше, чем одному», – успокаивал он себя.
Разговаривать с другими заключенными было запрещено. Их били палкой даже за шепот. Кричавшим от боли доставалось в два раза больше. Но многие заключенные все равно тихо переговаривались, когда за ними не следили. Однако Александр притворялся, что не понимает по-английски. Он уже был достаточно измучен и душой, и телом. В придачу ко всем неудобствам звучала монотонная мелодия шарманщика, которую не заглушали даже самые толстые стены.
Еще дважды приходил лорд-судья Дигби и спрашивал Александра, готов ли он наконец выдать своих сообщников. Насколько Дюма мог судить по гневному выражению лица судьи, дневники королевы Виктории по-прежнему публиковались в «Мушкетере». Он попытался объяснить Дигби, что он, Дюма, не может быть автором историй, ведь он живет в Ньюгейте. Но судью его логика не убеждала. Он заявлял, что у Дюма были приспешники, все еще работавшие на него. Чтобы выяснить правду – или то, что Дигби считал правдой, – судья сократил Александру хлебный паек и пригрозил пожизненной каторгой в австралийской колонии для заключенных.
– Вот и посмотрим, сумеет ли ваша длинная рука дотянуться до Парижа и Лондона с другого конца света, – рявкнул Дигби.