Фабрика романов в Париже

– Осторожно, прекрасная дама! – крикнул шарманщик, продолжая толкать инструмент, пока тот слегка не ударился об инвалидную коляску. Он явно бросал ей вызов. – Вы что, хотите оспорить дело старого доктора Бейли? – спросил тип.

Его высокая тощая фигура была закутана в каштаново-коричневое пальто. Когда он приподнял потертую шляпу, на ней остался висеть парик, скрывавший лысую голову.

Анна испугалась и хотела сказать неосторожному мужчине про его неловкость, но тут же поняла, что шарманщик над ней насмехается. По его запачканному лицу с седой щетиной пробежала ухмылка. У него был длинный патрицианский нос. Казалось, его глаза глядели в разные стороны, и Анна не знала, какой из них смотрел на нее сейчас.

– Позволите? – спросил доктор Бейли, указав на инвалидное кресло.

– Вы думаете, я попрошайка, – сказала Анна. – Что ж, вы правы, так как я хочу попросить вас об одолжении.

Шарманщик снова надел шляпу и поправил парик.

– Если вы желаете, чтобы я вам сыграл, нам нужно отправиться туда, где сухо.

Анна снова почувствовала вызов, на сей раз у него в голосе. Она попыталась не обращать внимания на этот оскорбительный намек.

– Я прошу вас больше здесь не играть. Так желает мой друг, сидящий в тюрьме.

Графиня рассказала, о чем ее просил Александр. Затем она достала две серебряные монеты и отдала их шарманщику, попросив его перебраться в другое место на несколько дней или выбрать другую песню.

– Например, «Марсельезу»[70], если ее можно сыграть на вашем приспособлении.

Доктор Бейли – к какой бы научной гильдии он ни принадлежал – убрал деньги в глубокий карман.

– Это пожертвование? – спросил он. – Я с удовольствием его приму. Но моя воля не продается. Я играю то, что нравится мне. И сейчас это «Розы Пикардии». Героиня песни была такой прекрасной девушкой.

Анна ударила по шарманке. Инструмент тихо задребезжал.

– Речь идет не о музе, а о муках человека.

– То есть вы хотите сказать, что моя музыка причиняет другим страдания? Надеюсь, вы говорите так, потому что мои мелодии трогают до глубины души.

Шарманщик рассмеялся, обнажив сломанные зубы. Но их остатки были белыми и выглядели здоровыми. Этот человек не страдал от болезни. Зубы ему раздробило что-то другое.

– А теперь с дороги, – сказал доктор Бейли и снова подтолкнул шарманку к инвалидной коляске Анны.

Анна крепко схватила музыканта за руку. Грязные пальцы были усыпаны запекшимися ранами. Кожа на костяшках потрескалась.

Сломанные зубы. Израненные руки.

– Вас избивают, – заключила Анна.

Бейли вырвал руку.

– Чепуха. Это от игры на шарманке. Если быть невнимательным, можно прищемить пальцы рукояткой.

– А ртом вы тоже играете? – спросила Анна.

Ее гнев на уличного музыканта улетучился. Ей стало жаль этого человека.

Доктор Бейли молчал. Он склонил голову набок, намекая Анне, чтобы она освободила дорогу.

Анна окинула взглядом исхудалую фигуру. Чем больше деталей она замечала, тем яснее становилась история этого человека. На нем был изношенный сюртук, когда-то точно стоивший немалых денег. Должно быть, с несчастным что-то случилось. Возможно, он был обедневшим академиком, которому приходилось выживать на улице. Вопрос вертелся у Анны на языке, но она знала, что не вправе расспрашивать беднягу о прошлом.

Она раскрыла корзину сбоку от инвалидной коляски и принялась в ней что-то искать.

– Видимо, вы хотите сделать еще одно пожертвование, – пробурчал шарманщик.

На самом деле Анна искала для уличного музыканта что-нибудь съестное. Она нашла полбуханки хлеба, которую не съел Александр. Потянувшись за ней, Анна вдруг нащупала снизу краешек промасленной бумаги. Она вытащила ее и развернула.

Хорошо смазанный терцероль блестел так, как будто был только что от оружейника. Дождь тщетно пытался смыть с него масло.

– Да, – сказала Анна, – я пожертвую вам это.

Она вложила пистолет в ладонь доктора Бейли.

Какое-то время оба молча смотрели на терцероль. Раньше Анна мечтала когда-нибудь покончить с Леметром раз и навсегда именно этим оружием. Но за прошедшие недели она видела столько насилия, что ей хватило на всю оставшуюся жизнь. Здесь, на улице перед Ньюгейтской тюрьмой, она вдруг осознала, что изменилась.

Она все еще хотела положить конец проискам этого злодея, однако теперь ее целью было не разрушить, а помочь: Дюма, королеве Англии, себе, этому доктору Бейли. Пистолет ей больше не принадлежал. Он принадлежал Анне из прошлого. Он походил на предмет одежды, который долго не надевают, а через несколько лет понимают, что он уже мал или велик.

Она достала мешочек с порохом и положила его на шарманку.

– Здесь есть еще несколько пуль, – сказала она, глядя на его озадаченное лицо. – Постарайтесь ни в кого не стрелять. Одного вида будет достаточно: изверги станут держаться в стороне. В худшем случае просто стреляйте в воздух. Хлопок обращает в бегство даже самых смелых лошадей.

– Мне нечем вас отблагодарить, – пробормотал доктор Бейли, с восхищением глядя на оружие, как на рождественского гуся.

Анна поехала назад и, описав изящную дугу, снова направила инвалидное кресло на другую сторону улицы.