Фабрика романов в Париже

В своем сьюте Анна подошла к еще не заделанным окнам и вытащила страницы, которые продала ей Поппи Робак. Изначально тексты появились на свет в дневнике королевы Виктории. Теперь же они прошли долгий путь, претерпев несколько метаморфоз. Из Лондонского дворца строки попали в Париж, где их опубликовали в «Мушкетере», и, наконец, вернулись в Лондон, где их перевели обратно на английский и напечатали результат на несшитых листах. Если первоисточником и вправду была королева, в бумагах, которые Анна держала в руках, ничего королевского уже не осталось.

Достав из дорожной сумки носовой платок, графиня промокнула влажные места на бумаге, а затем поднесла текст поближе к лицу. Зимний день скупился на свет, ее память – на иностранные слова. Но постепенно Анна поняла каждое слово и осознала масштабы скандала, державшего Англию в напряжении, а Дюма – в тюрьме.

Во вторник мы с Альбертом объявили о нашей помолвке. Я предстала перед Государственным советом; руки мои дрожали. Альберт стоял рядом со мной. Я чувствовала, что в эти трудные минуты ему хотелось взять меня за руку. Я тоже хотела коснуться его. В то же время меня переполнял страх. Но страх – мощный стимулятор. В душе я уже представляла нашу брачную ночь. Мама посоветовала мне: когда эта минута наступит, просто ляг на спину, закрой глаза и подумай об Англии. Зачитывая наизусть роковые слова Государственному совету, я подумала: да, мама, я буду лежать на спине. Но глаза мои будут открыты, и Англия – последнее, о чем я буду думать в этот миг.

Анна опустила листок. Ее руки теперь дрожали так же, как у юной Виктории. Но ее волнение было вызвано не содержанием текста, а уверенностью в том, что эти слова написал не Александр Дюма.

Графиня изучала искусство литературы. Она без труда различила разные стили в этом тексте. Молодая королева перед Государственным советом – этот пассаж казался подлинным и, возможно, на самом деле был написан Викторией. Более того: кто из ее подданных мог знать, что королева должна официально объявить о помолвке перед политическим органом? Анна была уверена: эти слова принадлежали Виктории.

Затем поток текста переменился. Слишком уж внезапно рассказчик перескочил от сцены перед Государственным советом к матери королевы, а оттуда к фантазиям о брачной ночи. Было очевидно, что автор хотел поскорее перейти к делу, чтобы читатели не заскучали.

Однако у королевы, которая вела дневники, читателей не было.

Анна еще раз бегло просмотрела текст. Такие предложения часто появлялись в романах Дюма: крупно раскрашенная, изложенная в пламенной манере Рубенса проза. Здесь не хватало почти что всего: остроумия, стиля, слога, гладкости, идей и здравого смысла. Чего в тексте, напротив, было с лихвой, так это броскости и мишуры.

Анна вспомнила разговор, который они с Александром вели в поезде из Парижа в Брюссель. Съежившись, они вместе сидели в открытом вагоне. Ветер выл у них над головами, и они коротали неприятное время в пути за спорами о литературе. Анна упрекала Александра в том, что он исполнял не обязанности писателя, а трюки акробата. Она советовала ему не растрачивать талант, который у него, несомненно, был, на искажающие действительность исторические романы.

На это Дюма ответил: «Короли не знают, что без нас, писателей, они бы канули в Лету. Ни один человек бы не знал ничего об их жизни, правлении, поступках и планах, их мыслях и высказываниях, если бы мы не передавали их будущим поколениям».

Казалось, Александр был убежден в своих словах. Но, несмотря на все презрение, с которым Анна относилась к его произведениям, она была уверена, что эти так называемые королевские дневники написал не он. Как и его герои, Дюма был человеком импульса. Он любил, ненавидел, радовался и злился совершенно искренне. В какой-то момент он был дома, а порой этот самый момент выставлял его за дверь. Но Александр никогда бы не смог сплести заговор, охвативший всю Европу.

Это точно был не он.

Анна снова взглянула на памфлет у себя в руках.

Страх – мощный стимулятор.

Почему ее взгляд зацепился именно за эту фразу? В ней не было ритма. Она была пошлой. Но Анна уже читала ее раньше.

Нет, не так. Она не читала этих слов, а слышала их. И далеко не один раз.

Где же это было?