Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

83. Н.И. Греч – Ф.В. Булгарину

С. – Петербург. 15 июня 1846

Любезнейший Булгарин!

Третьего дня прибыл я сюда благополучно чрез Гамбург и Любек; покачало на пароходе, да это не беда.

Не нахожу слов, чтоб поблагодарить тебя за то, что ты меня вызвал сюда¹. Мои домашние деликатились предо мною, воображая, что мне заграничная жизнь необходима. Приятна, так, ибо я там в 20 месяцев не испытал столько грусти и огорчений, как здесь в первые 20 часов моего пребывания, но эта привольная жизнь отнюдь для меня не необходима. Я окреп здоровьем, как в 35 лет, и могу работать за четверых, особенно когда идет дело о жизни и здоровьи моих детей. Сам Бог тебя надоумил сказать мне правду. Дай тебе за это Господь всех благ земных и небесных. Отдых двухмесячный и купанье в глухой Двине – вздор. Я посылаю Алешу за границу, в бессрочный отпуск. Пусть он полечится в Эмсе², который дважды (в 1817 и 1841 г.) возвратил мне жизнь и здоровье³, а осенью поселится где-нибудь в тепле со всеми нашими. Потом увидим. Я буду работать с охотою и удовольствием, хотя и подвергаюсь опасности, что Кокошкин велит меня высечь⁴ на съезже⁵. Хороша работа! Я здесь ни к кому не являлся. Л.В. Дубельт, узнав о моем приезде, в записке к Алеше велел мне кланяться и сказать, что доволен моим возвращением. На это ответил я ему следующим:

«М[илостивый] Г[осударь] Л[еонтий] В[асильевич]! Душевно благодарю вас за поздравление с приездом и за благосклонный привет в записке к моему сыну от вчерашнего числа, но сам не имею сил к вам явиться. – Со сладостным чувством скорого свидания с близкими и любезными моему сердцу летел я сюда из чужбины, и что нашел здесь? Все семейство мое в отчаянии; сына, единственного моего сына, оскорбленным, осрамленным пред публикою, расстроенным в здоровье, бледного, исхудалого, харкающего кровью. Сам Бог привел меня сюда, чтоб освободить его от тяжкого, ежедневного труда и дать ему средства сколько-нибудь оправиться от нанесенного ему удара. – Я слышал, что Ф.В. Булгарин, по чувству искренней дружбы ко мне и к моему семейству, раздраженный сим происшествием, которому он сам был неумышленным виновником, обратился к графу А.Ф. [Орлову] с просьбою об оказании нам справедливого удовлетворения⁶. Мне к этому присовокуплять нечего. Мы будем страдать, молчать и помышлять о средствах уклониться на будущее время от подобных случаев. Боже мой! к чему служат и беспорочная жизнь, и верная служба Государю, и польза, принесенная и приносимая отечеству усердными трудами! – Примите уверение и проч.».

На это не последовало ни малейшего ответа, но, вероятно, твое письмо к графу подействовало, ибо Л.В. Д[убельт] справлялся у Алеши, по которому министерству он числится⁷.

Алеша сообщил мне о твоем намерении продать «Пчелу». И в этом я от тебя не отстану. Продадим ее за известную сумму в год под верный залог и поедем dahin, dahin⁸… где наши дети не будут иметь надобности быть ворами и подлецами, чтоб пользоваться покровительством знаменитых и сильных лиц.

Любопытен я знать, известно ли это злодеяние Государю и в каком виде оно ему представлено. Они имели дерзость разглашать, будто это сделано по воле Наследника⁹. Врут. Соглашусь скорее, что Нева потекла в Ладожское озеро, чем поверю, чтоб этот ангел во плоти мог одобрить подобное дело. Впрочем, Бог знает, как ему оно было представлено.

Алеша едет отсюда в Ригу на будущей неделе и завезет к тебе в Карлово кое-какого вздору из-за границы. Он порасскажет тебе подробнее о моем расположении.

Прощай, любезнейший! Кланяйся твоим домашним, жене, танте, детям. Желаю, чтоб до их возраста извелась la race infâme des lâches coquins¹⁰, но сомневаюсь в возможности: живучи разбестии!

Твой Греч

—