Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

Очень приятно мне слышать о ладах твоих с Алешею⁵. И он, в письмах своих, не нахвалится твоим дружеским расположением. Славлю Бога и благодарю тебя. Касательно немцев, оставь его с пеленками и шляпками – не наше дело. Ты не можешь поверить, до какой степени я одел свою почтенную Варвару⁶, terre vague⁷! Жизнь веду я самую приятную. Живу в прекрасной квартире; проснувшись в семь часов, получаю несколько газет и читаю в постели. Является фершел, молодая Auguste Dumas, и бреет меня, рассказывая блядские анекдоты. Напившись кофе, сажусь за работу, которая расположена по дням. Я составил, по прекрасной методе, «Руководство к легкому и скорому изучению латинского языка»⁸ и печатаю его у Рейфа. Помогает мне один молодой профессор. Сверх того я написал почти все грамматики для военных училищ, но, кажется, они встретили там оппозицию. Мне все равно: я их напечатаю особо⁹. За 3 недели отправил я к Ольхину¹⁰ 6-й том Всемирной истории¹¹. – В первом часу принимаю кое-кого, во втором завтракаю и ухожу со двора; отправляю дела свои, посещаю людей, шатаюсь и зеваю. В 5 часов мы обедаем. Стол у нас простой и очень хороший. Кухарка дура, но искусная и честная. Потом отдыхаю до семи часов. Потом обыкновенно опять сажусь за работу или принимаю, если кто придет, но сам редко выхожу со двора. В театре бываю не более разу в неделю, преимущественно для отчета в «Письмах». Ложусь в 12 часов, и вот как живу в вихре Парижа. Имею сношения с некоторыми людьми, но не знакомлюсь ни с кем. Французы своим эгоизмом и бессердием меня отталкивают. Сущие жиды! Впрочем, опять съехал! Не все, не все, una buona partе¹².

Я очень приятно жил здесь с Каратыгиными¹³. Вчера ездил с ними в Сан-Жермен к Александру Дюма¹⁴, который мне нравится больше всех других здешних литераторов. Умен, любезен, любит деньги, но живет и дает жить другим. Мериме проводит время в бездействии и безмолвии; бывает у нас с матерью раза два в неделю, но по большей части молчит. Он не делает формально ничего. – Был здесь граф Федор П[етрович] Толстой¹⁵. Он очень постарел и ослаб; plus genant que jamais¹⁶, и если б я не водил его, то он бы не видел ничего. Жена его, прелестная Росета¹⁷, известна здесь под именем bas bleu de laine¹⁸; но она его любит и за ним усердно ухаживает. Они были в Англии и отправились вероятно в Италию¹⁹. Граф Бобринский²⁰ был здесь недолго. На прочих графов и князей не обращаю внимания. Те же скоты, что и дома.

Твоя статья о конских заводах напечатана в «J[ournal] des Débats» 22 июля. Я обратился сперва к некоему Тардифу²¹, уроженцу петербургскому, и он, справясь, запросил 250 фр[анков], но тянул, тянул и ничего не сделал. Потом помог мне некто Жерар, бывший в 1830 в Петербурге и учивший Алешу. Статью напечатали, но не совершенно так, как она была написана; я по сей причине отделался, дав только 100 фр[анков] за обед у frères provençaux²². След[ственно], твоих 150 фр[анков] за мною, и ты можешь их получить у Алеши. Нельзя вообразить, как трудно здесь напечатать что-либо не против России. При каждом журнале состоит поляк, который всячески тому противится. При «Débats» действует Товянский²³, недавно поступивший в подданство Франции. Легитимистские журналы не благоволят к нам за Папу, и так, при всей свободе печатания, нельзя печатать чего хочешь, разве за большие деньги. Я советовал Каратыгину купить здесь новую книгу «Les Juifs, rois de l’Époque», par Toussenel²⁴, и сообщить тебе. Тут увидишь Францию, какова она в самом деле.

Ты ничего не пишешь мне о твоей жене и детях. Как они поживают? И что делает добрая танта? Дай знать, все ли еще в Воспитательном доме Мальвина Беренс. Я писал ей чрез Витовтова²⁵, но не получил ответа. Поклонись ей усердно от меня да попроси, чтоб написала хоть строку.

Пельчинский²⁶ обретается здесь и ужасно важничает.

Биографию Канкрина, по твоему вызову, я написал, но не кончил, потому что старался приобресть «Notice»²⁷ о нем, написанную им самим и помещенную в «Archives historiques»²⁸. Я достал ее и вскоре кончу и пришлю биографию²⁹.

Что сделалось с сыном Полевого, о котором ты пишешь³⁰? Растолкуй мне.

Прощай, любезнейший, не дуйся на меня и люби по-прежнему. Катерина Ивановна и дочери сердечно тебе кланяются.

Кланяйся от меня Елене Ивановне, также и всем, кто меня помнит.

Твой друг Греч.

Препровождаю вырезку из «J[ournal] des Débats».

—