Фадеев

…Эта кличка ныне забыта и кажется нам странной и почти непонятной. Между тем в те дни мы принимали ее с трепетом. Мы даже ждали иногда, когда же нас столкнут с поезда. От нас требовали, чтобы мы воспевали поезд, кондукторами и машинистами на котором были рапповцы. Я думаю, мы пели искренними голосами, но им, рапповцам, наше пение казалось недостаточным. А мы, восхищенные революцией, не замечали своего унизительного состояния.

…Я-то, положим, замечал. Но я считал себя в какой-то степени виноватым перед той абстрактно безгрешной и безошибочной революцией, которую якобы представляли рапповцы и которой никогда не было…»

До совместной работы в журнале Всеволод Иванов и Фадеев встречались в издательстве «Круг». Всеволод Иванов вспоминал:

«Возле шведских бюро, сдвинутых вместе, стоял Б. Пильняк, писатель в те дни почти уже знаменитый. Он только что приехал из-за границы, черепаховые его очки, под рыжими волосами головы и бровей, особенно велики, — мы еще носили крошечные пенсне; он — в сером, и это тоже редкость. Бас Б. Пастернака слышался рядом. К ним подошел Бабель, в простой толстовке, начал шутить, и они засмеялись. В другом конце комнаты, вокруг Демьяна Бедного, превосходного и остроумного рассказчика, — Безыменский, Киршон, Веселый, Светлов.

Проходят Фадеев и Герасимова. Они очень красивы, и особенно хорош Фадеев в длинной темной суконной блузе. Они разговаривают с Маяковским и Асеевым о Сибири. Асеев сильно размахивает руками, но в комнате такой гул, что я не слышу его слов. Через всю комнату светятся большие глаза Фурманова, и кажется, что он-то слышит всех.

А рядом кто-то из Лефа отрицает шутку: не те времена…»

С Леонидом Максимовичем Леоновым у Фадеева отношения складываются без недоразумений, серьезно, надолго. Леонова удивила широта взглядов главного редактора, партийная, именно партийная честность, определенность. И еще: бесстрашие. «Хороший человек», — сказал тогда о нем Леонов и никогда не менял этого своего мнения.

А еще до совместной работы с Фадеевым, в сентябре 1930 года, корреспондент «Литературной газеты» спросил Леонида Максимовича: «Кто из современных писателей вас больше всего интересует и кого вы цените из пролетарских писателей?» Леонов сказал:

«Видите ли, я связан с определенной писательской средой и поэтому не особенно внимательно могу следить за всем движением пролетарской литературы.

Разрешите мне поэтому от прямого ответа относительно пролетарской литературы уклониться. Однако очень ценю Фадеева и Либединского. Тут надо бы снова вернуться к вопросу о психологическом анализе, который занимает такое огромное место в споре о творческом методе и в котором попутническая литература еще не сказала своего последнего слова. Но сейчас уже не стоит его снова заострять. Из писателей, за которыми более внимательно слежу, назову Федина, Бабеля, Олешу».

Как редактор, Фадеев умел вести прямой честный разговор с любым даже знаменитым писателем, эта черта проявилась в те годы со всей очевидностью.

В четырех номерах журнала — с пятого по восьмой — публиковалась повесть А. Н. Толстого «Записки Мосолова», написанная им вместе с П. Сухотиным. Видимо, сам А. Н. Толстой не придавал большого значения этим «запискам» и, как бывало в таких ситуациях, не отягощал себя строгими обязательствами перед журналом. Рукопись то и дело запаздывала.

17 августа 1931 года тридцатилетний редактор пишет уже знаменитому Алексею Николаевичу Толстому:

«Письмо Ваше, адресованное Анову (от 8 августа), удивило меня до крайности. Вы, совместно с Сухотиным, предложили редакции «Записки Мосолова», обязавшись представить материал в определенные сроки. Вещь эта всем нам крайне не понравилась, написана она — Вы сами это знаете — чрезвычайно неряшливо, безыдейно, читать ее можно с любого конца. Но, во-первых, не нам судить Вас — старого опытного писателя, а во-вторых, журнал наш, где совсем недавно сменилась редакция, находится в таком положении, что не может пока что печатать только такой материал, который ему нравится и который действительно находится на высоте — материала, попросту говоря, не хватает. Поэтому мы согласились на Ваше предложение и приняли «Записки Мосолова».