Фадеев

В результате Вы нам давали через час по столовой ложке этой скучной и кислой микстуры… — и вдруг (в силу причин, которые никому не интересны, так как они имеют отношение к Вашей с Сухотиным личной биографии, но никакого отношения к художественной литературе) повесть мы обязаны прервать.

Ваше письмо, разъясняющее дело, приходит уже тогда, когда последний номер сверстан, то есть тогда, когда уже ничего изменить нельзя без материальных убытков и длительной задержки номера. Единственный выход для нас — написать конец первой части. Мы это и сделали. Зачем же громкие и фальшивые слова о пролетарской художественной литературе и т. п. Благодарите бога, что я (вопреки моим привычкам) ограничиваюсь только этим письмом, но стоило бы Вас высмеять на весь Союз Советских Республик».

Добродушный, лукавый, но и вспыльчивый А. Н. Толстой на этот раз не обиделся, признав доводы Фадеева убедительными. Вскоре они перешли на «ты», стали друзьями еще до первого съезда советских писателей. Алексей Николаевич высоко ценил художественный стиль фадеевской прозы — по-русски полнозвучный, наполненный впечатляющим содержанием. А если Фадеев ошибался в оценке тех или иных произведений А. Н. Толстого, то это было чаще всего кратким недоразумением, о чем Фадеев прямо и честно говорил. Так, поначалу он недооценил достоинства первой книги романа А. Н. Толстого «Петр Первый». А прочитав вторую часть, отнесся к роману в целом уже совершенно иначе. Будучи на Дальнем Востоке, он внушает в одном из писем критику В. В. Ермилову, энергично нападавшему на толстовский роман:

«За время путешествия прочел вторую книгу «Петра I» и в свете ее перечитал первую. Вижу, что в оценке этого произведения — ошибся. Вещь — замечательная. Полнокровная, блестящая по языку. Петр и другие фигуры, как отлитые, — хороши мужики…

Я почувствовал просто уважение к старику, — он прямо в расцвете своего дарования. Даже зависть берет».

В начале 30-х годов Горький установил жесткое «кураторство» над Фадеевым-романистом. Очевидно, и по его настоянию в ЦК ВКП(б) было решено предоставить Фадееву творческий отпуск. Осенью 1931 года Фадеев работает в Гагре и Сочи. Именно туда Горький посылает ему письмо, к сожалению, не обнаруженное в архивах писателя. Но, судя по фадеевскому ответу от 14 марта 1932 года, уже из Уфы, оно оказало на него очень сильное воздействие: «Прежде всего большое спасибо Вам, хотя и запоздалое, за письмо — в Гагры… Вы совершенно правы».

Если внимательно читать это фадеевское письмо, а также письма других адресатов Горького, то можно предположить, что Горький советовал Фадееву не отрываться от работы над романом и ни в коем случае не давать себя вовлечь в очередную серию групповых дискуссий, литературных передряг. Подобная борьба — удовольствие людям бесталанным, любителям «легких дорожек» в искусстве. Так думал Горький и о том не раз открыто, прямо говорил. Его мнение разделял и Фадеев. В горьковском письме, наверное, было и резкое недовольство тем, что Фадеев затянул со сроками завершения очередной части «Последнего из удэге».