Совершенно черная от кончика хвоста до кончиков ушей, гладкая, блестящая, с глазами цвета осеннего неба, длинными тонкими усами и нежно-розовой пастью, оснащенной белоснежными зубками. Нос черный и бархатный, в ушах мохнатые кисточки. О, как она была хороша!
Мау онемел от восторга. Такого, ошарашенного красотой кошечки, брата я еще не видел.
— Мау! — одернул я его тихонько. — Не пялься так откровенно. Она про нас еще что-нибудь не то подумает. Эта кошечка еще не жена тебе, неприлично так себя вести… Мау!
Но потерянный Мау стоял, открыв рот, как оглушенный, стоял не моргая, даже почти не дыша… Нужно было как-то выбираться из неудобного положения и я заговорил.
— Прости нас, отважный Фур, за нашу невоспитанность. Моему брату, как я вижу, приглянулась именно твоя любимая внучка. И так приглянулась, что он потерял дар речи! — я, раскрутив хвост, долбанул им по заду и боку обалдевшего жениха, чтобы хоть немного привести его в чувство.
Мурра засмеялась, заметив мой пассаж и мяукнула:
— Так его, так! Тресни еще и с другой стороны, а то у него глаза скоро выскочат и поскачут по поляне, как две маленькие лягушки!
Фур шикнул на внучку и извинился.
— Простите ее невоспитанность, дорогие гости, это моя недоработка, люблю ее, чертовку непослушную! Мать ее родами умерла. Сиротка она. Кроме меня никого у нее нет. Двоюродные братья и сестры не в счет. Никто не хотел принять ее в семью, странная она. В мать пошла. Та была такая же. Моя прабабка рассказывала, что на свете существуют огромные кошки совершенно черного цвета. Она называла их Тяжелая Лапа. Я таких и не видывал никогда. Так вот Мурра — уменьшенная копия такой кошки. Она блестит, как черный снег. Красавица моя… Что-то я разговорился слишком, кх, кх. Пора и вам ответ держать. Что скажете о смотринах? Легло ли к кому-то из моих красавиц сердце? Будете ли свататься?
Я посмотрел на Мау. Со своими выпученными глазами и приоткрытым ртом он выглядел полным идиотом.
— Мау, приди в себя, ты будешь отвечать Фуру?
— Ммммм… Мррррррр… Мурррррр… Мурра…
— Понятно, — стал спасать его я, — мой брат очарован и покорен красотой твоей любимицы Мурры и просит в жены ее. Позволишь ли ты им пообщаться поближе, чтобы лучше узнать друг друга?
— Да, деда, дай нам поболтать немного, а то у женишка, вижу, совсем ум отбило, слова не вымолвит! — муркнула молодая красавица, усмехнувшись в усы и отбивая хвостом ритм, соотносимый с быстрыми ударами сердца Мау.
— Как зовут тебя, жених? Я слышала, что ты сын сбежавшей от моего отца Серки? Это правда? Твоя мать отказала моему отцу, а ты пришел просить моей руки? Вот смехота, правда, деда?
— Мурра! Ты совсем не умеешь прилично себя вести! — незло одернул ее Фур. — Да, уважаемые гости. Это правда. Когда ваша мать отказала моему сыну, он не был слишком опечален, потому, что давно положил глаз на черную кошечку из соседней с нами стаи. Они тайно встречались и бегство Серки было им даже на руку. Вот так бывает складывается судьба, кх, кх, кх…
— Ладно, говорливый, пойдем прогуляемся! — насмешливо обратилась к Мау потенциальная невеста. — Может с глазу на глаз ты станешь более разговорчивым?
И Мурра, а за ней и безропотный Мау пошли на соседнюю поляну, чтобы иметь возможность познакомиться поближе и поговорить с глазу на глаз.
— Ну а твое сердце не забилось сильнее, уважаемый Миу-миу? Тебе никто не приглянулся? Или ты выбрал путь одинокого воина-скитальца, у которого нет ни постоянного дома, ни родового имени, ни жены, ни детей, ни даже наложницы?
Фур пристально глядел на меня, пожевывая ус.
— Прости, великий вождь, — ответил я, — не знаю какая судьба меня ждёт, но мое сердце и правда молчит. А если молчит одно, то и другое не откликнется. Все твои внучки выше всяких похвал, но я не выбрал ни одну из них. Я вернусь к матери и пробуду рядом с ней пока ей во мне будет надобность. Потом уйду и отправлюсь искать свою судьбу. Какова бы она ни была, я приму ее, потому, что другой судьбы нам не дано Тремя Кошками Радуги…