Сохранились ее фотопробы в костюме и гриме Ефросиньи: фанатичные запавшие глаза, худое лицо, обрамленное туго завязанным платком… Но любой связанный с фильмом (пусть и будущим) материал нужно было отправлять на утверждение. В большинстве случаев судьбу всего, что было связано с «Иваном Грозным», решали председатель Комитета по делам кинематографии Иван Большаков, ну и, конечно, сам Иосиф Виссарионович.
Особое внимание к деятельности Эйзенштейна объяснялось также тем, что режиссер считался неблагонадежным: признавая его талант и заслуги, партийные деятели не могли простить Сергею Михайловичу его вольнодумство. За несколько лет до «Грозного» он работал над фильмом «Бежин луг», в котором рассматривал проблему коллективизации. Неоднозначное отношение режиссера к этому процессу привело к тому, что фильм было решено закрыть. И хотя Эйзенштейн после этого создал патриотического «Александра Невского», все, что он отныне снимал, рассматривалось буквально под увеличительным стеклом. В общем, отношение было довольно предвзятым…
Итак, когда пробы Раневской были отправлены на утверждение, ответ от Большакова пришел быстро: он писал, что Фаину Георгиевну привлекать к съемкам нежелательно, так как она, мол, обладает ярко выраженной семитской внешностью, что для русской княгини XVI века недопустимо! Эйзенштейн упорствует – будучи замечательным режиссером, он отдавал себе отчет, каким шедевром может стать роль Ефросиньи в исполнении Раневской.
Начальство выдвигает новые аргументы: актриса совсем недавно снималась в легкомысленном «Подкидыше», и теперь зрители будут в фильме об Иване Грозном видеть не Ефросинью Старицкую, а Лялю с ее «Муля, не нервируй меня!». Аргумент, прямо скажем, неубедительный – после «Подкидыша» Раневская успела сыграть несколько значимых и отнюдь не комедийных ролей – взять хотя бы мадам Скороход из «Мечты».
В итоге Эйзенштейна поставили перед фактом – либо он заменяет исполнительницу роли Ефросиньи, либо фильм не состоится вообще. А может быть, будут и более серьезные последствия…
Что же стало истинной причиной нежелания чиновников видеть Раневскую в «Иване Грозном»? «Семитская внешность» – довод, не выдерживающий критики. Ведь в итоге Фаину Георгиевну заменили на Серафиму Бирман, которая не только напоминала ее внешне, но и совпадала по пресловутому «пятому пункту». Правда, по документам Бирман числилась молдаванкой. То, что Ефросинью могла затмить другая роль Раневской – Ляля, – тоже сомнительно. Скорее всего, причина в том, что руководители разных уровней опасались альянса «Эйзенштейн – Раневская» и хотели напомнить строптивому режиссеру и острой на язык актрисе, кто в доме хозяин.
Отвод от роли стал для Фаины Георгиевны серьезным ударом, она очень обиделась на Эйзенштейна, но, видимо, поняв впоследствии, что его вины в произошедшем нет, сменила гнев на милость и отзывалась о нем неизменно тепло.
Да, казалось бы, Раневской грех жаловаться – за свою долгую жизнь она работала со множеством знаменитых режиссеров, снималась в кино, трудилась в театре… Но все же при взгляде на ее послужной список не покидает ощущение того, что для актрисы такого масштаба он слишком куцый – причем не по ее вине. Как могла бы Фаина Георгиевна сыграть в пьесах Шекспира, Мольера, Брехта! Как могла бы она оживить многие фильмы, оставшиеся незамеченными только потому, что у их создателей не было вот такой Раневской – королевы второго плана, способной одним своим присутствием спасти и слабый сценарий, и невразумительную режиссуру! Фаина Георгиевна подолгу оставалась без работы, годами выходила на сцену в одной и той же роли – потому что ничего другого попросту не предлагали. Не так уж далеки от истины те, кто говорит, что профессия актера – одна из самых зависимых в мире…
«Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга»
В биографиях Фаины Георгиевны встречается такой эпизод. Она беседует с главным режиссером театра (в большинстве случаев называют имя Завадского) и спрашивает у него, когда же, наконец, ей доверят сыграть что-нибудь значимое. Тот предлагает Раневской исполнить в новом спектакле «небольшую, но изящную» роль старой актрисы.
– Нет, – говорит она.
– Но почему? – негодует режиссер.