Факап

— Я опасаюсь, — сказала она, — что когда-нибудь наш Руди ошибётся. Люди всегда ошибаются, рано или поздно. И ему придётся подвергнуться аналогичной процедуре. Если это случится — пожалуйста, сообщите мне. А теперь я всё-таки пойду. Я хочу пообщаться с мужем и понять, что от него осталось.

— Ну зачем так пугать, Леонид Андреевич? — вступил Славин. — Калечащая процедура, крайний случай... Потеря интеллекта при такой операции — не более десяти процентов. Ну, двадцати. Но это максимум.

— Лена, — проникновенно сказал Григорянц, — какая теперь разница? Он же на складе работать не будет. Он в Комитете руководить будет. Тут не надо быстро думать. Тут надо иметь это, — он щёлкнул пальцами, — жизнь понимать. Это с возрастом приходит.

— С опытом, — поправил Славин.

— С опытом, да, — согласился Григорянц. — И Лену будет больше слушать, — добавил он задумчиво. — Всем хорошо.

— Плохо, — сказал Горбовский, укоризненно покачав головой. — Это очень, очень плохо — то, что вы говорите. Лена, не слушайте их. Теперь есть новые технологии ЦЭМ. Мы их использовали. Врачи говорят, что мозг Вандерхузе практически не повреждён. Не больше, чем после хорошей пьянки. Я им доверяю. А вы?

— Хотелось бы лично убедиться, — сказала Лена, не двигаясь с места.

— Ещё успеете. Или это я потерял ваше доверие? Лена, скажите, когда я вас обманывал? Хотя... — Горбовский потёр лоб, — ах да, точно. Вам было шесть лет. Я подарил на день рождения сборник задач по математике. Древний, бумажный. Две задачи были нерешаемыми. Вы очень расстроились.

— Помню. Из-за этого я не стала математиком, — слабо улыбнулась Завадская.

— И напрасно. Помните, чем решаемая задача отличается от нерешаемой? В нерешаемой не хватает какого-то условия. Иными словами — обыкновенный дефицит информации. Так вот, сейчас мы будем обсуждать то, что извлекли из головы Вандерхузе. Для вас это — уникальная возможность узнать своего супруга ближе. И тем самым избежать проблем в будущем.

— Да, это очень сближает, — подтвердил Славин с самым серьёзным видом.

— Ваш юмор... — пробурчала Лена, усаживаясь обратно в кресло. — Он грубоват, — закончила она.

— Что поделаешь, профессиональная деформация. Зато вы, Лена, полны пафоса, — парировал Горбовский. — "Я пришла просить за мужа", — передразнил он. — "Человек лежит в клетке и вы потрошите ему мозги". Уж назвали бы сразу палачами и мучителями. Впрочем, Руди составил вам достойную конкуренцию. Про маленькие кулачки — это даже меня проняло. Браво, Руди! Вы, оказывается, превосходно исполняете роль злого следователя. Вы кладезь талантов, Руди. Интересно, что вы ещё умеете?

— Рад, что вам понравилось, — Сикорски, не вставая со стула, умудрился изобразить что-то вроде шутовского поклона. Пиджак на плече затрепетал, но всё-таки удержался.

— А я разве сказал, что мне понравилось? — осведомился Горбовский. — Оценить не значит одобрить. Я оценил. Но не одобрил.

— В таком случае — рад, что вы умеете абстрагироваться от собственных вкусов, — ответил Руди. — Интересно, что вы ещё умеете?

— Та-та-та! Молодой ещё! Дерзить старшим! — Горбовский картинно погрозил Сикорски пальцем.

— Очень вы строги, Леонид Андреевич, — поддержал тон Сикорски. — Мы молодые,  шутливые...

— Болтливые вы очень, — закончил Горбовский. — Давайте всё-таки займёмся делом и не будем задерживать Лену... Что-то диван жестковат. А я не в том возрасте, чтобы лежать на жёстком. Арам Самвелович, дорогой, распорядитесь, чтобы сюда доставили диван из моего кабине... ах да, я же его закрыл. Своим ключом. Гена, может ты откроешь своим... хотя нет. Не хочу потом менять дверь. Что ж, мне наука.

Все промолчали.

За окном пролетел длинный красный глайдер. Внутри прозрачной кабины виднелась крохотная фигурка пилота — девушки с длинными волосами.

— Уберите это, Арам Самвелович, — попросил Горбовский. — Надоело.

Григорянц что-то сделал с подлокотником. Окно мигнуло, пейзаж сменился. Возникло сонное озеро, окутанное синеватым туманом, поросший осокой берег и расплывающиеся очертания деревьев.

— Замечательный вид, — сказал Горбовский. — Вот где искупнуться бы.

— Холодно, — сказал Комов.

— Это тебе холодно. А по мне так самый раз. И чтобы никакой радиации. Ну что ж, давайте приступим. Евгений Маркович, теперь вам карты в руки. Вы занимались головой Вандерхузе?

— Ну не то чтобы я. Занимались медики. Я формулировал вопросы.

— Значит, у вас есть ответы. Посвятите же нас во все тайны дяди Яши. Обожаю тайны.

— Ну, во-первых, — начал Славин, — он чист. В смысле, не предатель. Он никогда не изменял Земле....

— А Лене? — уточнил Горбовский. — Не обходите эту тему, пожалуйста. Всем очень интересно.

— Мне не интересно, — сказала Лена.

— В таком случае вы можете на минуточку выйти, — предложил Горбовский. — Ваш дядя может показать, куда идти. Вы покажете, Валентин Петрович?

Архивариус промолчал. Лена осталась сидеть.

— Вандерхузе не изменял ни Земле, ни Лене, — торжественно заявил Евгений Маркович. — Я бы сказал, что он относился к ним одинаково. Как... как...