— Ну что вы, — ласково сказал Горбовский. — Никто не мыслит в таких категориях. Вы повышаете свой уровень в
Григорянц внезапно засмеялся. Все посмотрели на него с недоумением.
— Я подумал, — сказал Арам Самвелович. — Вот если сериал бы снимали. Или книжку писать. Вот это было бы общественности понятно?
Комов сдвинул брови, потом улыбнулся.
— Айзек Бромберг понял бы, — сказал он. — И в своей очередной разоблачительной книжке сделал бы примечание на абзац. Что Валентин Петрович Завадский после нескольких прозрачных намёков понял, что ему предлагают повышение статуса в нашем неформальном сообществе. И выразил своё согласие, задав вопрос, касающийся внутренней информации. Потому что если он задал такой вопрос — значит, он не боится, что ему сотрут память. Потому что раньше он уже сказал, что…
Горбовский замахал руками.
— Хватит, хватит. Да, очень похоже на нашего Айзека. Только он жевал бы эту тему три абзаца… Руди, скажите ему.
Сикорски смахнул с подбородка невидимую крошку.
— Целмс, — сказал он с видимой неохотой, — построил на Архипелаге хорошее общество. Просто отличное общество. Лучше, чем на Земле. В обоих смыслах.
Завадский замялся.
— Гм… вы что имеете в виду… — он пожевал губами, соображая, — в обоих смыслах, как же это… Ну то есть и для людей… и для вас? — он с надеждой посмотрел на Горбовского.
Тот кивнул.
— Вы понимаете, чем это могло кончиться для Земли? — сказал Сикорски. — Пересмотром базовых вещей, — сказал он, не дождавшись ответа. — Включая социально-экономический строй, общественную структуру и мораль.
— На Тагоре на это не пошли, — сказал Горбовский успокаивающим голосом. — Слишком много последствий. Мы консервативны. Может быть, мы попробуем эту разработку… когда–нибудь потом.
— Когда отделите Внеземелье? — уточнил Сикорски.
— А ведь вам неприятно, Руди, — тонко улыбнулся Горбовский. — Где–то в глубине души вы всё–таки считаете Внеземелье
— Я плохой коммунар, — согласился Сикорски. — Но всё–таки не настолько.
— Имейте в виду, — сказал Горбовский, — что сейчас ситуация висит буквально на волоске. План с разделом сферы Земли был продавлен моей семьёй. Большинство выступает за жёсткое ограничение развития. И я не сказал бы, что вопрос уже решён. Синода, например, против.
— И почему всё–таки? — спросил Григорянц. — Вы же можете усилить это… — он пощёлкал пальцами в воздухе, — вычислительные мощности.
— Вы сами понимаете, что это тупик. Мы больше не может просчитывать для вас плановые показатели. Даже нашими средствами. Вы вошли в зону неустойчивых решений. Сейчас ваша экономика работает без перебоев только благодаря огромным запасам. Дальше начнутся очень большие проблемы. Но это было бы ещё терпимо. Ваша наука продолжает развиваться. Совершенно непредсказуемо.
— Ты же знаешь, что мы и так уже запретили всё, что только можно, — вздохнул Комов, явно зная, что услышит в ответ.
— Ты же знаешь, что этого недостаточно, — сказал Горбовский. — Совершенно недостаточно.
Комов промолчал.
— То есть, — заключил Горбовский, — выбор таков. Развитие Земли как единой цивилизации должно быть остановлено — в ваших же интересах. Тем или иным способом. Самый гуманный способ — разделение земной цивилизации на достаточно мелкие части. Которым мы сможем помогать, как раньше. Хотя бы какое–то время. Все остальные способы…
— Будут напоминать то, что делал дон Рэба в Арканаре, — закончил Сикорски.
— Кстати про Арканар, — сказал архивариус. — Я вот чего не могу понять. Роль этого, как его… Паша который…
— Бунге, — подсказал Григорянц.
— Ну да. Он же всё–таки был при чём–то… Фильм Малышева у него был… Зачем–то он летал к нему на Серебряную… Похож на сообщника?
— Они были хорошими друзьями, — ответил Горбовский. — Паша Антону доверял. Антон этим пользовался. Прятал у него материалы, например. С его согласия, конечно. Думаю, и фильм они монтировали вместе. Галакты всё изъяли, но тот кусок монтажной работы не нашли. Видимо, Антон не предупредил Бунге, куда он его засунул.
— А встречался зачем?
— Думаю, — сказал Горбовский, — что с Бунге поработали не так, как с Антоном. Обошлись культурнее. Или, может быть, сам Павел оказался твёрже. К Антону он летал, чтобы его увезти и вместе начать борьбу за правду, — он усмехнулся. — А нашёл трясущегося человечка, который ничего не помнил, но всего боялся. И чувствовал себя виноватым.
— Простите, я опять не по теме… А в чём был виноват Вандерхузе… первый раз? — всё ещё осторожно спросил архивариус.
Горбовский посмотрел на него внимательно.
— Мне Лена говорила… — продолжил Валентин Петрович. — Что был один странный эпизод… Будто бы вы уже посылали к Вандерхузе… я имею в виду того, который здесь у нас… убийц, — это он сказал с нескрываемым отвращением. — Кажется, тех же самых, что и к тому Вандерхузе со станции.