Факап

— Кто их знает, — ответил Комов. — Видимо, из кого–то, кто не поддавался излучению. Хотя защита там не особо сложная, просто знать надо, как… Так что, наверное, просто навербованные местные. Которые собак из клеток выпускали, а излучатели взрывали. В столице, говорят, рвануло так, что на полкилометра все стёкла полопались.

— А сейчас с ними что? — не отставал Завадский.

— Планету забрала под себя ваша любимая контора, — напомнил Горбовский. — Так что формально я ничего не знаю. Фактически же… Думаю, просто перемёрли. Я имею в виду аврорианцев.

— У Вандерхузе написано, что там была какая–то война и они немножко ожили, — напомнил архивариус.

— Очень сомневаюсь. Хотя версия Вандерхузе ведь откуда–то взялась… Странно, что цыгане там не отметились. На той же Надежде они вовсю ловят детей. Практически открыто. Что–то в их сознании им нравится. Разлакомились. Мы, кстати, решили не скрывать. Так и говорим — Странники на Надежде охотятся за детьми.

— Это всё очень интересно, но что же случилось с аврорианцами на Саракше? — сказал  Валентин Петрович;

— Честно говоря, не знаю. И копаться мне в этом неинтересно. Давайте дальше.

— Давайте, — согласился Завадский.

— Итак, Сикорски. Охота на Целмса всё больше захватывала воображение нашего друга. Хотя, конечно, в этом был элемент игры на публику. Сикорски себе в роли преследователя нравился. Меня это до какого–то момента тоже устраивало. Хотя, когда он потёр память всех бывших сотрудников Целмса, чтобы они забыли целмсовы шуточки — это было несколько слишком. И удаление статей из БВИ — тоже. У Целмса были блестящие работы.

— Из–за той рецензии? — удивился Завадский. — Но вы–то? Вы–то почему  всё это позволяли? Вот эти стирания памяти… изъятия документов… Это же  просто не знаю что…

— Позволял, а что делать? Совершенно не с кем работать. У моих коллег должны быть определённые личностные качества. Которых не должно быть у всех остальных людей. Такой вот парадокс. И людьми, этими качествами наделёнными, я разбрасываться не могу. К тому же именно насчёт Сикорски у меня было предчувствие. Что он когда–нибудь очень сильно понадобится. Короче, я ему мирволил. Но я не ожидал, что он осмелится на что–то серьёзное. А он осмелился.

— Шли манёвры, — сказал Комов. — Очень хорошо законспирированные манёвры. «Зеркало — три».

— Я что–то слышал… от коллег, — обтекаемо сказал архивариус. — Синхронные действия всех оборонных систем?

— Вроде того. Геннадий Юрьевич мог бы объяснить, но зачем? Сейчас нам важно, что сделал наш Руди. С его точки зрения, он немножко нахулиганил. Влез в систему управления «Зеркала» и кое–что там изменил. Видите ли, «Зеркало» должно было скопировать несколько отдалённых областей пространства. Мы точно знали, что там находится, всё было подготовлено. Сикорски добавил к списку ещё один пункт. Кусочек экватории тяжёлой звезды, к которой очень трудно подобраться извне. Руди был почти уверен, что где–то там находится секретная станция Целмса. И рассчитывал заполучить или её копию — или, того лучше, копию самого Целмса.

— Намерения понятные, — оценил архивариус.

— Вот только он не знал, что в этой экватории может находиться что–то ещё, — в голосе Горбовского прорезалась что–то вроде нервозности. — Чего копировать ни в коем случае нельзя.

— Дайте я угадаю, — попросил Завадский. — Секретная лаборатория ДГБ? Станция Странников? Энергоустановка?

— Маленькое судно, — тихо сказал Горбовский. — Очень маленькое частное судно. Тагорянское судно.

Архивариус немного подумал.

— Эъньээ хакта еЕэе-хАань юм»дахщ вагур? — спросил он по-тагорянски.

Горбовский иронически воздел руки вверх.

— Ну не то чтобы сразу такой уровень. Но в целом да. На корабле присутствовала представительница Правящей Семьи. Четвёртая в очереди наследования трона Тагоры.

— Н-да, — оценил архивариус. — Если бы возникла копия… вышел бы неприятный казус.

Леонид Андреевич внезапно закашлялся. Приподнялся, сел, запил водой.

— Извините, — сказал он. — Ах да, вы же любите точность. У тагорян есть физиологическая реакция на непредвиденную ситуацию: спазм лёгочного клапана, чтобы сохранить кислород в лёгких. Мы же земноводные. В переводе на земные реалии: вы меня сильно удивили, я поперхнулся. Назвать политический кризис «неприятным казусом» — это очень, очень мягко сказано. Я уже не говорю о своей семье…

— Ну почему же вы о ней не говорите? Мне всё интересно, — Валентин Петрович решил, что ему можно ещё немного метаксы, и он передал бокал Григорянцу. Тот понял правильно и плеснул ещё на палец.

— Интересно ему… — проворчал Горбовский. — Семью бы уничтожили. Моих родителей и меня лично сожгли бы, остальных — стерилизовали.

— А при чём тут родители? — не понял архивариус.

— А как ещё? Мы ответственны за все последствия всех своих действий. Порождение детей — это действие. Родители отвечают за брачный выбор и гены порождённого ими потомства. Конечно, это касается хороших семей.

— Я вроде как знаю ваше государственное устройство, — признался Завадский, — но каждый раз ловлю себя на мысли, что это… Монархия. Феодализм. Средневековье какое–то.