И, поскольку он справлялся с эмоционально истощающей задачей сохранить функционирование Херландера Симоэнса достаточно долго для завершения его работы, новый набор линз, который дало МакБрайду его сочувствие к гиперфизику, продолжал безжалостно изучать то, во что превратилось Соответствие. В глубине души он знал, что пока привержен видению Детвейлера, принятому еще ребенком. Он по-прежнему верил, что общегалактический отказ от идеи генетического возвышения всего рода человеческого, чтобы стать всем, чем он мог бы, был глубоко, фундаментально и трагически ошибочен. Раса отвергла столь многое, отвернулась от стольких возможностей, обрекла столь многих людей на столь много меньшее, чем они могли бы быть. Он верил в это всеми фибрами своей души.
"Но, - признался он себе тут же, впервые позволив себе по-настоящему заглянуть правде в глаза, ты больше не веришь, что мы имеем право заставлять тех, кто не согласен с нами, подчиняться нашему видению их будущего. Это слишком много для тебя сейчас, не так ли, Джек? И именно то, что Совет сделал с Франческой - и Херландером - сделало это таким образом".
Нет, это было не совсем справедливо, подумал он. Это была не просто трагедия семьи Симоэнс. Было много вещей, в том числе осознание, сколько миллиардов людей Соответствие должно было неизбежно убить по пути - "сопутствующий ущерб", который готова была принять основная стратегия Соответствия.
"И тот факт, который ты, наконец, осознал, что ты лично будешь нести прямую ответственность за эти смерти", - в отчаянии подумал он.
Он знал, что это обвинение несправедливо во многих отношениях. Он мог быть альфой, но он все еще был только одним крошечным винтиком в огромной машине мезанского Соответствия. Его личный вклад в то, что должно было произойти, был немаловажным, но статистически незначимым. Да, он внес свой вклад - эффективно, с энтузиазмом и с чувством удовлетворенности - в волну смерти, которая вот-вот прокатится по всей галактике, но его прямой вклад в убийства никогда не будет даже замечен в великой схеме вещей, и с его стороны было бы в высшей степени эгоистично думать иначе.
Но на самом деле суть была не в этом, ведь так? По крайней мере, не тот момент, который начинал нарушать его собственный сон. Нет, суть в том, что он внес в это свой вклад. То, что он неторопливо двигался, посвятив свою собственную жизнь совершенствованию, защите и - в конечном счете, - запуску Джаггернаута мезанского Соответствия. Ему даже не приходило в голову не делать этого, и именно это он действительно не мог простить себе. Это было даже не так, как если бы он столкнулся со своими сомнениями, своими заботами, и прошел через них к решению, что конечная выгода для расы значительно перевешивала затраты для одного человека. Он не сделал даже этого.
Он ввел еще одну короткую команду, и крупный план Симоэнса и его команды исчез с умной стены. Его заменило другое изображение - файл с изображением одного лица, с огромными карими глазами, оливковой кожей и огромной улыбкой с ямочками, которую она предоставила для своего отца и его камеры. Он посмотрел в эти смеющиеся глаза, на всю радость и всю любовь, которая была украдена у них и у родителей Франчески Симоэнс, и понял, что должен был ответить на эти вопросы. Он даже никогда не встречался с маленькой девочкой, улыбавшейся ему из центра его стены, и все же сердце его скрутило, и глаза его горели, когда он смотрел на нее сейчас.
"Она была всего одним ребенком, всего одним человеком, - сказал он себе. - Как много на самом деле может значить одна-единственная жизнь в битве за дальнейшую судьбу всей человеческой расы? Это безумие, Джек. Невозможно, даже рационально, сравнить то, что случилось с ней и ее родителями, со всеми буквально немыслимыми преимуществами, которые мы можем предоставить всему остальному человечеству!"
Это было правдой. Он знал, что это правда. И все же, несмотря ни на что, он знал, что эта правда на самом деле не имеет значения. Потому что, в конце концов, он был сыном своих родителей, и он знал. О, да, он знал.
"Дело не в преимуществах, в "благородстве" нашей цели - предполагая, что Совет действительно помнит, какой когда-то была эта цель, - подумал он. - Эти вещи все еще имеют значение, но так же важна и твоя душа, Джек. Так же как и моральная ответственность. Есть правильное, а есть неправильное, и есть выбор между ними, и это тоже часть наследия человеческой расы. И это помимо того, что, если мы действительно правы - если Леонард Детвейлер был действительно прав - о том, как целый вид может выбрать собственное совершенствование и возвышение, то почему мы не выделили хотя бы часть ресурсов, которые тратим на строительство Соответствия, чтобы убедить в этом остальную галактику? Может быть, это было бы нелегко, особенно после Последней войны.