Фактор Ч

Где-то далеко бухнул взрыв, десятый за сегодня. Шаман недовольно загудел. Шаман беспокоился. Он плохо понимал саму идею стресса или эмоционального выгорания, — довольно трудно впасть в депрессию, когда ты — это Рой, — но понимал, что что-то со мной не так.

В дверь коротко постучали, а потом вошли. Я была уверена, что это тетушка Вэй Хо, уборщица, которая раз в день заходила, чтобы поелозить наскоро тряпкой где-то под кроватью, и даже не повернула в ее сторону головы.

Если дать тетушке Вэй Хо понять, что ты говорящий, то еще полдня не сможешь отбиться от ее рассказов про голодных внуков. Лично я притворялась глухой, а один раз просчитавшийся Шаман прятался в щели под окнами.

Но это была не тетушка Вэй Хо.

Это был Освальд.

Освальд сказал:

— Привет.

Я ответила:

— Привет. Извини, я не справилась, да?

И быстро-быстро заморгала: от этого поганого яблока почему-то щипало в глазах.

Освальд огляделся.

— У тебя не было ни денег, ни смартфона, но ты сидишь в мотеле и ешь алантезию, которая так-то бешеных денег стоит. Всем бы так не справляться.

— Это яблоко, — возразила я, — и я, кажется, развязала войну.

Вообще-то мне хотелось вскочить и повиснуть у него на шее, но я же не принцесса в беде, чтобы такими глупостями заниматься.

Освальд пожал плечами.

— С кем не бывает. Рано или поздно они бы все равно перегрызлись.

— А мы — Шаман, — гудением представился рой, — мы рады, что вы последовали инструкциям.

Освальд поморщился, инстинктивно потянувшись поправить очки… Которых не было.

Без очков у Освальда сразу глаза становились… Страшные. Цепкие. Даже хуже, чем на портрете. Он этими глазами меня будто просканировал.

— Что, очки съели? — сочувственно спросила я.

— Если бы только очки, — вздохнул Освальд, и тут я заметила.

Тут я заметила…

Заметила…

Мне сначала показалось, что у меня что-то с головой. Мало ли, чего могут добавлять в алантензию, что она такая дорогая… Потому что у Освальда в шее была выгрызена огромная дыра.

И в этой дыре что-то искрило.

Освальд проследил за моим взглядом и поспешно накрыл дыру ладонью.

— Это не то, что ты подумала… — промямлил он.

Это не было на него похоже. Освальд всегда знал, что сказать.

— Это выглядело, как провода.

— Но это были не провода, это… Тебе показалось.

— То есть у тебя нет дыры в шее, которую ты прикрываешь рукой?

— Есть, но это самая обычная дыра в шее. С кем не бывает, — нервный смешок, — дело житейское.

— Руку убери.

— У меня шея болит.

— Естественно, — буркнула я, — у тебя же в ней дыра. Шаман, отличная работа.

— Мы впервые попробовали этот сплав, — прогудел Шаман, — очень вкусный.

— Я бы вас испепелил, — буркнул Освальд, — по одному… Если бы мог. А я не могу. — Освальд склонил голову на бок, будто к чему-то прислушиваясь, — не могу, а жаль, что обычные люди так не могут, очень. Тань, полетели на Долгиппу? Или ты хочешь кому-нибудь сдаться? Это глупо, честно.

— Я не могу… — растерянно пробормотала я, не уточняя, что именно, и встала, чтобы подойти к Освальду поближе, — Я обещала дождаться Мико, а она задерживается… Мы же можем подождать Мико?

— Конечно, — мягко сказал Освальд.

В нем не было ничего жуткого.

Совсем ничего.

Это был все тот же Освальд, который подставил подножку бодигардам на Олкхении; все тот же Освальд, который писал пробирающие до глубины души статьи про наши с Мико суды; все тот же Освальд, который разбил окно в моей комнате.

Он нервничал, он отводил глаза, и взгляд у него больше не был цепким — он был растерянным, был почему-то испуганным, был вопросительным. Рукой он машинально растирал шею, и кожа вокруг дыры покраснела.

Клетчатая рубашка, драные ботинки, протертые джинсы, жидкий хвостик, в за резинку небрежно заткнут… Скальпель?

Как перо индейца.

Скальпель вместо карандаша.

Какая разница? Карандашом он тоже умел делать людям больно.

Это был все тот же Освальд.

И я его не боялась.

Я его все-таки обняла.

— Я рада, что ты меня нашел, — сказала я, — но я ничего и никого не понимаю. Совсем.

И разревелась.

Освальд осторожно похлопал меня по плечу. Будто я вот-вот взорвусь.

— Ну… Это правда дыра, — вздохнул он, — можешь посмотреть на провода, если хочешь.

Не знаю, кто его надоумил, что лучший способ прекратить истерику — это отвлечь истеричку, но это сработало. Я отстранилась и вытерла слезы рукавом толстовки.

В последнее время так и хотелось спрятать голову в капюшон, как черепаха, вот я ее и выпросила у Шамана. Теплую серую толстовку.

С длиннющими рукавами, которые так удобно натягивать на ладони, когда не знаешь, что делать.

Не только Освальд оказался кем-то другим. Я и сама изменилась.

— О. — сказала я. — И правда провода. А это значит?

— Я киборг, — Освальд пожал плечами, — киборг-убийца, если быть точнее. У меня есть свобода воли, так что это дело я бросил. Статьи писать интереснее.

— А скальпель?

— А, — Освальд вытащил скальпель из хвоста и воззрился на него с интересом, — прихватил… кое-где. Думаю, больше он мне не понадобится.

И вонзил его в стол. Глубоко: я потянула за рукоятку, но не смогла вытащить.

— Вот как, — вздохнула я.

— Это что-то меняет? — удивился Освальд.

Я задумалась.