Фактор Ч

Конечно, когда ты идешь с Роем, ты привлекаешь внимание, но то, что он киборг, было не так просто выбросить из головы. Спина чесалась от его взгляда.

И я пыталась отвлечься.

Кажется, я уже об этом спрашивала? Но ответ на вопрос зависит не только от самого вопроса, но и от времени. Как-то так это работает.

И я переспросила.

— Ты приняла нас без лишних вопросов, — сказал Шаман, — и не настаиваешь на ответах.

— Но вы ведь рассказываете.

— Потому что хотим.

Я приблизила портрет на стене.

«Кража топлива, ОРЛОВР-67». В общем-то, как Освальд и говорил.

И лицо его — узкое акулье лицо с подбородком, которым можно нарезать тортики. Неудачная фотография. Только на ней он мне напоминал акулу, а не человека. На ней он был страшный.

Шаман загудел громко, предупреждающе.

Я медленно повернула голову в бок: не вскрикнула, потому что ожидала его увидеть.

Такие же хищные глаза, как у Освальда. Только у Виолончелиста. И татуировка змеи обвивается вокруг руки.

— У вас интересная вуаль, девушка.

— Татци, — сказала я зачем-то, — я идентифицирую себя как секхе. Уважайте это.

— Татци. Мы нигде раньше не встречались?

— Это подкат такой неудачный?

— Это захват. — мягко сказал киборг, — захват подозреваемой. Уберите Рой и покажите лицо, татци.

— У меня есть право хранить молчание.

— У меня есть право испепелять на месте.

— Что ж, от любопытства кошка сдохла. Буду считать это кармой. — я пожала плечами. — испепеляйте.

Он замешкался. Фразеологизмы — грузят протоколы; сложные философские идеи — грузят протоколы; плюсом у каждого киборга стоит утилита на спасение человека от суицидальных мыслей.

Освальд мне много чего рассказал. И это в том числе.

У меня было несколько микросекунд, пока он подвис.

И я убежала. Надо было успеть на раз-два-три.

Ничего бы, конечно, не получилось, если бы Шаман под шумок не обглодал Виолончелисту ногу, но я все равно справилась.

Что же, я и правда научилась опасаться киборгов. Встретилась с лицом к лицу со вторым — и не погибла. Правда, дома меня ждал самый опасный киборг в моей жизни, который явно не порадуется моей самодеятельности…

Но теперь я знала, какое топливо он спер, и это странным образом добавляло мне уверенности.

Я наконец чувствовала себя готовой к приключению, в которое случайно попала. Я взяла Шамана за просто так, я докажу Освальду, что тоже могу быть опасной…

…и я надеялась, что обойдется без скандала и я не обрушу Сеньке продажи. Очень надеялась.

Глава 15. Незнакомка из ада

Расшифровка восстановленной записи с совершенно случайно забытого в чужой дамской сумочке диктофона К. Освальда, фрагмент 2

— Сидел когда-нибудь в серотониновой яме?

— Серотониновой яме?

— Ну, когда вечером отлично погулял, шот за шотом, и так штук десять, а до того еще пиво, а после приятный чувак налил тебе самогонки, и следующее воспоминание как тебе держат волосы и укладывают спать. А наутро просыпаешься — и жить не хочется.

— Ага, похмелье.

— Не обобщай. Я конкретно про ту часть похмелья, которая ощущается, будто вся радость жизни осталась во вчера, а тебе теперь за это остаток жизни расплачиваться. Голове достается головная боль, желудку — тоже боль, но и по менталочке алкоголь бьет — и она болит. Типа как наказание: а теперь посиди-ка в яме пару дней и подумай, а нужны ли тебе вообще гулянки или пора как-то организовать свою жизнь.

— Понял. Нет, не сидел. Я на антидепрессантах сижу. Или-или, на антидепрессантах пить нельзя. Печень отвалится. Или почки. Что-нибудь… А так ничего не отваливается. Разве что социальная жизнь.

— И правда, не сидел. Ты там поселился, получается.

— …пожалуй. Ну да, логично. Тут же как выходит? Если постоянно думать, как организовать свою жизнь идеально и чересчур перестараться, ты сам не замечаешь, как в эту яму заселяешься без права выхода.

— Бедняга.

— Ты тоже пить бросай, а то вместе сидеть будем.