Фактор человечности

И за мгновение до того, как оборвалась последняя нить, связывающая тело Сида с жизнью, он сам рванулся прочь из обреченной материальной оболочки. В этом не было ничего сложного или необычного – ведь ему уже приходилось проделывать подобное сотни раз… Ничего, за исключением одного нюанса: возвращение не предусматривалось. Сущность Сида, вернее, уже не Сида, а Паука – верховного адепта эгрегора Сеятелей, ураганом ворвалась в первое попавшееся тело (одного из «лояльных») и подавила личность его прежнего владельца.

Паук не стал разбираться с этим телом, так как не собирался в нем задерживаться, а просто выпил жизнь того, кто стоял рядом. Третьим был глушитель, и он, не понимая, что происходит, тем не менее ударил своей силой по одержимому коллеге. Но вселившаяся в того сущность оказалась ему не по зубам, и через несколько секунд глушитель умер. Глухо жахнул гранатомет, и занятое Пауком тело оказалось уничтожено, но его сущность уже перескочила в другое – гранатометчика, который мгновенно развернулся в сторону подъезжавшего «Форда» и вскинул свое оружие. Струя пламени, ударившая из машины, опередила выстрел, но в момент гибели гранатометчика Паук переметнулся в тело сидящего за рулем. «Форд» резко вильнул и на полном ходу врезался в стену. Взрыв, пламя… Кое-как успевший вывалиться оттуда живым одержимый чужой сущностью «лояльный» поднялся на ноги и с полубезумной улыбкой огляделся в поисках новых противников. В его поле зрения попали еще две подъезжающие машины, и улыбка переросла в гомерический хохот.

Пауку понравилось. Но самым замечательным было то, что развлечение еще только начиналось…

Глава 21. Стрельцов

Нижний Новгород

Это было в общем-то несложно. Как у ребенка конфету отобрать. Когда заранее знаешь, что и где должно произойти, а твой противник – нет, условия создаются несколько неравные… Впрочем, они были неравными изначально, только в обратную сторону: могучая система силовых структур во главе с генералом и несколькими полковниками и с армией «лояльных» у них в подчинении с одной стороны, и сувайвор-одиночка – с другой. К тому же у нас тут не Олимпийские игры, и принципы fair play не котируются. Особенно когда проигравший теряет жизнь. Я более-менее договорился со своим пророческим даром, и теперь пусть проигрывают эти твари!

Естественно, без всяких пророчеств было ясно, что на городской квартире Калашникова нас будут ждать. Но тут важна была конкретика. А именно – двое «лояльных» в машине во дворе, двое в подъезде, двое в квартире подполковника и четверо – в квартире дома напротив, что окна в окна смотрит на Калашниковскую… Итого – десять… было… У меня случаются разные периоды, в том числе и такие, когда я стараюсь не плодить трупы направо и налево. Подобный период закончился на даче подполковника, когда ровняли с землей дом и убивали ребят-оперативников… Хватит…

Трупы я как мог припрятал. На сверхскорости, чтобы не палиться. Пока я этим занимался, подполковник Калашников бродил по квартире. Что-то искал. Что именно, я понял, когда закончил свои дела и вернулся в квартиру. Он стоял у стола, держа в руках конверт и, видимо, извлеченный из него сложенный лист бумаги формата А4 для принтера. На подполковнике не было лица. Я не стал ни о чем спрашивать, просто подошел, взял листок и прочел напечатанный текст:

«Глеб Александрович, ты сам виноват. Не полез бы куда не надо – тебя бы и не тронули. И семью твою. Но ты выбрал трудный путь, как, впрочем, и всегда. Трудный и неправильный. Неугомонный ты – вечно с тобой проблемы! Короче, хочешь увидеть живыми жену и дочь, приезжай в гости. И Стрельцова прихвати для компании. Больше народу – оно всегда веселее. Про полицию говорить не стану – сам не мальчик, понимаешь, поди… И не дури больше, очень тебя прошу! А то ведь я тебя знаю… И вот еще что – не сомневаюсь почти, что ты эту записку сам прочтешь, а не от моих людей получишь. Жалко их, конечно, ну да ничего – это запланированные потери. Ты связался с монстром, Глеб Александрович. Это я про Стрельцова, если непонятно. Ты сейчас, наверное, меня чудовищем считаешь, так вот, он – хуже. И намного. Так что на сей раз сделай уж, наконец, правильный выбор!»

Под этим посланием стояла подпись из одной заглавной «С» с точкой. Расшифровка мне не требовалась. Автором записки был начальник управления «А» ФСБ полковник Сердитых.

М-да… Ожидаемое развитие событий. Я знал, что это произойдет, еще даже до того, как увидел. Но Калашников должен был прочитать эту записку, дабы окончательно въехать что к чему. Хорошо, конечно, когда семья есть, но не в таких вот жестких играх. Куча крючков появляется, которыми тебя зацепить можно. Меня вот сейчас хрен зацепишь – нечем. Обтекаемый болид, покрытый сплошной гладкой броней. Восемьдесят два килограмма концентрированной смерти.

Я смотрел, как Калашников стоит бледный, потерянный, кулаки его судорожно сжимаются и разжимаются, и меня душила ненависть. Как и его.

– Тварь! – вырвалось у подполковника. – Вот тварь!