Факторизация человечности (ЛП)

— Напрашивающийся, — ответил Чита. — Полагаю, у Ребекки нет доказательств вашей вины?

— Конечно, нет.

— И, полагаю, у вас нет доказательств вашей невиновности?

— Нет.

— То есть это её слово против вашего.

— Человек невиновен, пока не будет доказано обратное, — сказал Кайл.

Консоль Читы проиграла первые четыре ноты Бетховенской Пятой симфонии. Никто не стал возиться с программированием реалистичного смеха — ущербное чувство юмора Читы вряд ли в нём нуждалось — и музыкальная фраза служила его заменителем.

— Из нас двоих мне полагается быть наивным, доктор Могилл. Если вы невиновны, то для чего ей выдвигать такие обвинения?

На это у Кайла ответа не было.

Чита подождал запрограммированное время, затем попробовал ещё раз.

— Если вы невиновны, то для чего…

— Заткнись, — сказал Кайл.

3

Слава Богу, в летний семестр Хизер не читала никаких курсов. Она проворочалась в постели всю ночь после визита Бекки и смогла подняться лишь к одиннадцати.

И как прикажете со всем этим жить дальше, думала она.

Мэри умерла шестнадцать месяцев назад.

Нет, подумала Хизер. Нет — нужно смотреть правде в глаза. Мэри покончила с собой шестнадцать месяцев назад. Они не знали, почему Бекки тогда жила дома; это она нашла тело сестры.

Как жить с этим?

Что делать дальше?

В год, когда родилась Бекки, Билл Косби[2] потерял своего сына Энниса. Хизер, с младенцем у груди и двухлетним сгустком энергии, скачущим по дому, почувствовала необходимость написать Косби через «Си-би-эс» и высказать сочувствие. Будучи матерью, она знала, что не бывает ничего тяжелее, чем потерять ребёнка. Конечно, десятки тысяч писали подобные послания. Косби — или его секретариат — ответил, поблагодарив за соболезнование.

Билл Косби как-то с этим справился.

В то же самое время каждый вечер в новостях появлялся другой отец — Фред Голдман, отец Рона Голдмана, убитого вместе с Николь Браун Симпсон. Фред был очень зол на О. Дж. Симпсона, обвинённого в убийстве его сына. Гнев Фреда, изливавшийся с телеэкрана, был почти осязаем. Семья Голдманов опубликовала книгу «Его зовут Рон». Хизер даже ходила на встречу с ними в супермаркете «Чаптерс» в университете, где они подписывали экземпляры книги. Она, разумеется, знала, что через несколько месяцев книгу будут продавать за бесценок, как и весь оставшийся после процесса Симпсона мусор, но она всё равно её купила и подошла к Фреду её подписать — как знак моральной поддержки одного родителя другому.

Фред Голдман как-то с этим справился.

После того, как Мэри убила себя, Хизер поискала ту книгу в домашней библиотеке. Она, оказывается, так и стояла на полке в гостиной, рядом с «Она же „Грейс”» Маргарет Этвуд, которую она купила примерно в то же время и тоже разорившись на издание в твёрдом переплёте. Хизер взяла с полки книгу Голдмана и открыла её. В ней были фотографии Фреда, но всё это были радостные семейные фото — она запомнила другое лицо, кипящее направленным на Симпсона гневом.

Когда твой ребёнок сводит счёты с жизнью, куда направить свой гнев? На кого его нацелить?

Ответ — ни на кого. Ты загоняешь его внутрь — и он ест тебя изнутри, постепенно, день за днём.

И другой ответ — на всех. Ты начинаешь рычать на мужа, на другого ребёнка, на коллег.

О да. Ты справишься. Но больше не будешь прежним.

Но сейчас…

Сейчас, если Бекки права…

Если Бекки права, то теперь есть, на кого направить свой гнев.

Кайл. Отец Бекки; муж Хизер, живущий отдельно от неё.

Она шла на юг по Сент-Джордж-стрит и думала о рамке с посланием инопланетян, висящей на стене в её гостиной. Хизер была психологом по специальности; она потратила последние десять лет на попытки расшифровать инопланетное послание, попытки постичь инопланетный разум. Она знала это послание лучше, чем кто бы то ни было на планете — она опубликовала о нём две статьи — и тем не менее у не было ни малейшего понятия о его истинном содержании; на самом деле она совсем не знала его.

Хизер знает Кайла почти четверть столетия.

Но знает ли она его хоть чуть-чуть на самом деле?

Она попыталась очистить свой разум, выбросить из него шок вчерашнего вечера.

Сегодня было солнечно. Она прищурилась и снова подумала об инопланетянах, отправлявших послания. По крайней мере, солнечный свет — он точно был для людей и центавров общим. Никто, разумеется, не знал, как выглядят инопланетяне, но политические карикатуристы рисовали их в виде соответствующих персонажей греческой мифологии. Альфа Центавра A — практически двойник земного солнца: оба принадлежат к спектральному классу G2V, у обоих температура поверхности около 5800 кельвинов — так что оба светят на свои планеты тем же самым жёлто-белым светом. Да, меньшая и более холодная Альфа Центавра B может добавлять оранжевого оттенка, когда тоже оказывается над горизонтом, однако должны быть периоды, когда светит лишь A — и в эти периоды центавры и люди видят одинаково освещённый ландшафт.

Она продолжала свой путь вдоль Сент-Джордж-стрит, направляясь к своему офису.

Мы справимся, думала она. Справимся.