Факторизация человечности (ЛП)

— Я не стал бы так говорить, — сказал Кайл. — Не совсем.

Чита[1] был ПРИМАТом — компьютерной моделью, созданной для Приближённой Имитации Мыслительной Активности; он имитировал человечность. Кайл издавна был сторонником принципа строгого искусственного интеллекта: мозг — это не более чем органический компьютер, а разум — программное обеспечение, им исполняемое. Когда он впервые публично принял эту точку зрения в 1990-х, она звучала разумно. Вычислительные возможности удваивались каждые восемнадцать месяцев; уже скоро появятся компьютеры, способные хранить больше информации и больше внутренних связей, чем человеческий мозг. Ясное дело, что когда этот момент настанет, человеческий разум можно будет воссоздать в компьютере.

Единственной проблемой было то, что такой момент уже настал. Согласно большинству оценок, компьютеры превзошли человеческий мозг по способности обрабатывать информацию и по внутренней сложности четыре или пять лет назад.

Но Чита по-прежнему не мог отличить смешную шутку от несмешной.

— Если я вас не разочаровал, — произнёс голос Читы, — то что не так?

Кайл оглядел лабораторию; внутренние и внешние стены закруглялись, повторяя контуры Маллин-холла, но окон здесь не было; потолки высокие, покрытые световыми панелями за металлическими решётками.

— Ничего.

— Не подшучивайте над шутником, — сказал Чита. — Вы потратили месяцы на то, чтобы обучить меня узнавать лица независимо от их выражения. Я до сих пор не слишком хорошо это делаю, но вас я узнаю с одного взгляда — и я знаю, как читать настроение на вашем лице. Вы чем-то расстроены.

Кайл оттопырил губу, раздумывая, хочет ли он отвечать. Чита делал всё посредством грубой вычислительной мощи; Кайл определённо не чувствовал себя обязанным ответить.

И всё же…

И всё же  — в лаборатории никого больше нет. Кайл не мог заснуть всю прошедшую ночь, после того, как вернулся из дома — он до сих пор думал о нём как о «доме», а не «доме Хизер» — и потому пришёл на работу рано. В лаборатории тишина, нарушаемая лишь гудением оборудования и флуоресцентных ламп наверху да низким голосом Читы, звучащим как будто чуть-чуть в нос. Кайлу нужно будет как-нибудь отрегулировать подпрограмму вокализации; попытка дать Чите голос с реалистичной аспирацией привела к раздражающей имитации живой речи. Как и во многих областях, касающихся ПРИМАТов, различия между ним и настоящим человеком становились тем очевиднее, чем серьёзнее были попытки их преодолеть.

Нет, он точно не обязан отвечать Чите.

Но, возможно, он хочет ответить. В конце концов, с кем ещё можно поговорить о таких вещах?

— Инициировать приватный режим, — сказал Кайл. — Ты не должен раскрывать содержание последующего разговора кому бы то ни было либо задавать о нём вопросы. Понятно?

— Да, — ответил Чита. Финальное «а» оказалось несколько растянутым из-за проблемы в синтезаторе речи. Затем повисла пауза. Наконец, Чита сказал: — Так что вы хотели обсудить?

С чего начать? Господи, он даже не знает, зачем вообще это делает. Но он не мог поговорить об этом ни с кем другим без риска того, что пойдут сплетни. Он помнил, что случилось со Стоуном Бентли с антропологического. Пять лет назад его обвинили в сексуальных домогательствах к студентке. Трибунал полностью его оправдал, даже сама студентка в конце концов отказалась от обвинений. И всё же его обошли при назначении на должность помощника декана, и Кайл до сих пор иногда слышал, как о нём шепчутся другие преподаватели и студенты. Нет, он так подставляться не станет.

— Это, в сущности, ерунда, — сказал Кайл. Он перешёл на другой край лаборатории и налил себе чашку кофе из кофемашины.

— Пожалуйста, — сказал Чита. — Расскажите мне.

Кайл выдавил из себя слабую улыбку. Он знал, что на самом деле Чита не любопытен. Он сам программировал алгоритм, имитирующий любопытство: когда собеседник не хочет продолжать рассказ, прояви настойчивость.

И всё же ему нужно с кем-то об этом поговорить. У него и без того проблемы со сном.

— Моя дочь зла на меня.

— Ребекка, — добавил Чита. Ещё один алгоритм; намекать на близкое знакомство, чтобы стимулировать открытость.

— Да, Ребекка. Она говорит… говорит… — он замолк.

— Что? — Носовой призвук делает голос Читы ещё более интимным.

— Она говорит, что я над ней надругался.

— В каком смысле?

Кайл шумно выдохнул. Человек никогда бы не задал такого вопроса. Боже, как это всё глупо…

— В каком смысле? — снова спросил Чита, несомненно, отсчитав предписанное количество миллисекунд, прежде чем повторить вопрос.

— В сексуальном, — тихо ответил Кайл.

Микрофоны на консоли Читы были очень чувствительны; он, без сомнения, расслышал ответ. Тем не менее, он некоторое время молчал — запрограммированная манерность.

— О, — сказал он, наконец.

Кайл видел, как на консоли замигали огоньки: Чита обращался к интернету, изучая тему.

— Ты не должен никому об этом говорить, — резко напомнил Кайл.

— Я понимаю, — ответил Чита. — Вы делали то, в чём она вас обвиняет?

Кайл почувствовал, как внутри него нарастает гнев.

— Конечно же, нет.

— Вы можете это доказать?

— Это что ещё за вопрос?