Тогда они ещё были семьёй. Было мучительно вспоминать о том, что они потеряли.
Однако теперь у неё был образ Бекки, на котором можно было сосредоточиться. Она использует его как отправную точку для исследования воспоминаний мужа о Бекки. Она, конечно, могла бы прыгнуть в разум Бекки прямо отюда, но что ей это даст? Хотя вторжение в личную жизнь Кайла тоже было неправильно — она это знала и ненавидела себя за то, что делает — но для
Нет, нет, она этого не сделает — в особенности потому, что она не знает, есть ли способ отличить истинные воспоминания от ложных. Она продолжит свой поиск, свои раскопки здесь, в голове Кайла. Сейчас
Она продолжила, не зная, каков может быть приговор.
В понедельник утром Кайл объявился в лаборатории рано. Выйдя из лифта на третьем этаже и пройдя по изгибу коридора, он почувствовал, как у него подпрыгнуло сердце. Женщина азиатской внешности стояла, оперевшись на перила, опоясывающие атриум.
— Доброе утро, доктор Могилл.
— Э-э, доброе утро… гм…
— Шикамацу.
— Да, конечно, миз Шикамацу. — Тёмно-серый костюм выглядел ещё более дорогим, чем тот, в котором она была в прошлый раз.
— Вы мне не перезвонили и не отвечали на мои е-мэйлы.
— Прошу прощения. Был очень занят. И проблему я пока что не решил. Мы стабилизировали поля Дембински, но по-преждему имеем дело с массовой декогеренцией. — Кайл приложил большой палец к пластинке замка на двери в лабораторию. Он пискнул, подтверждая его личность, и запорные стержни убрались со щелчком, напоминающим звук выстрела.
— Доброе утречко, доктор Могилл, — сказал Чита, которого не выключали с субботы. — У меня для вас ещё одна шутка… о, простите, не заметил, что вы не одни.
Кайл повесил шляпу на древнюю вешалку; летом он всегда надевал шляпу, чтобы защитить лысину от солнца.
— Чита, это миз Шикамацу.
Камеры Читы с жужжанием отфокусировались.
— Рад знакомству, миз Шикамацу.
Шикамацу удивлённо приподняла свои тонкие брови.
— Чита — это ПРИМАТ, — объяснил Кайл. — Ну, компьютерная программа, имитирующая человека.
— Я в самом деле нахожу термин «примат» оскорбительным, — сказал Чита.
Кайл улыбнулся.
— Слышали? Негодование, неотличимое от натурального. Я сам его программировал. Это первое, что требуется в университетском окружении: способность обижаться на любое неуважение, реальное или воображаемое.
Из динамиков Шепарда раздались ноты Пятой симфонии Бетховена.
— А это что такое? — спросила Шикамацу.
— Его смех. Когда-нибудь я соберусь и исправлю это.
— Да, — отозвался Чита. — Избавьтесь от этих венских струнных. Что если взять духовые? Замените их какой-нибудь Бонн-гобой?
— Что? — переспросил Кайл. — О, я понял. — Он посмотрел на Шикамацу. — Чита всё ещё пытается овладеть искусством юмора.
— Бонн-гобой? — повторила она.
Кайл не удержался от улыбки.
— Бонн — это город, где родился Бетховен. А бонобо — это карликовый шимпанзе — ПРИМАТ, понимаете?
Японка недоумённо покачала головой.
— Как скажете. Так что там с предложением нашего консорциума? Мы знаем, что вы будете весьма заняты после того, как одолеете текущие проблемы; мы хотим, чтобы вы пообещали заняться нашей проблемой немедленно.
Кайл принялся возиться с кофемашиной.
— Вы знаете, моя жена считает, что полученное Ханекером сообщение принадлежит всему человечеству — и мне кажется, что я с ней согласен. Я охотно попытаюсь расшифровать для вас его сообщение, но не подпишу согласие на неразглашение его содержания.
Шикамацу нахмурилась.
— Я уполномочена увеличить наше предложение до трёх процентов со всех…
— Не в этом дело. Правда, не в этом.
— Тогда мы обратимся к доктору Саперштейну.
Кайл скрипнул зубами.
— Я это понимаю. — Однако потом он улыбнулся. — Передавайте Шломо привет от меня.
— Мне бы действительно очень хотелось бы, чтобы вы передумали.
— Простите.
— Если вы всё же передумаете, — сказала она, протягивая визитку, — позвоните мне.
Кайл взял карточку и взглянул на неё. На ней было напечатано лишь одно слово: «Шикамацу», однако вдоль края шла магнитная полоса.
— Я буду в «Ройял Йорке»[31]
ещё два дня, однако считайте эту карту любым телефоном где угодно в мире, и он позвонит мне на сотовый за мой счёт.— Я не передумаю, — сказал Кайл.
Шикамацу кивнула и двинулась к двери.
— О чём это она? — спросил Чита, когда она ушла.
Кайл, как мог, изобразил Хамфри Богарта.
— О том, из чего сделаны мечты[32]
.— Прошу прощения? — не понял Чита.
Кайл воздел глаза к потолку.
— Вот она, нынешняя молодёжь, — сказал он.
30
Хизер нашла в памяти Кайла множество разнообразных воспоминаний о Бекки, но ни одно из них не имело отношения к её обвинениям.
Хизер проводила в психопространстве как могла долго, прерываясь лишь на посещение туалета, но в один из таких перерывов она просмотрела запись на видеокамере.