Факультет Драконьих наездниц

— Ваша светлость, всё, что угодно, но за пределами этой академии, — ответила с улыбкой. — Здесь я — всего лишь наездница диких драконов. Более того — не самая выдающаяся ученица, о чем вы должны знать, если следили за мной.

— Ты скрывала свою магию, — напомнил отец.

— Как оказалось, зря, — со вздохом ответила я и все-таки повернула ручку двери.

Отец лишь помотал головой в знак неодобрения, но последовал за мной. За нами засеменила секретарь. Магистр Ингвар, весь красный и периодически оправляющий шейные платок, который уже фактически развязался, стоял у дивана, за которым он успел спрятать свой полуголый портрет. Подавила улыбку, посмотрев в окно: солнце освещало кабинет, заливая его ярким дополуденным светом.

— Располагайтесь, ваша светлость, и... — начал ректор, предлагая нам сесть в два кресла напротив стола. — студентка Вильт...ерос.

Мадам Жабо, в это время ловко расставляющая перед нами чайный сервиз с ароматным дымящимся напитком, едва не опрокинула чашку, но я магией придержала её. Секретарь при этом с удивлением поглядывала на меня, не зная, что и сказать. Можно было просто “спасибо”, но она словно язык проглотила. Когда мадам Жабо вышла, отец взял речь:

— Итак, ректор Ингвар, я бы хотел обсудить с вами, — тут он хмыкнул, бросив короткий взгляд на меня, — долг студентки Вильт. Не возражаете?

О, ректор возражал! Очень возражал! Он прям весь покраснел, а потом сглотнул и дрожащей рукой потянулся к правому ящику стола. Герцог Вильтерос внимательно следил за его действиями, но при этом выглядел совершенно расслабленным. Я мало была похожа на него внешне, все говорили, что я пошла в мать. От отца мне достался только цвет волос: пшеничный, отливающий на солнце в светло-рыжий.

Я невольно посматривала на отца, потому что действительно соскучилась. Массивная фигура в темно-коричневом камзоле, поверх которого был накинут такого же цвета кожаный плащ, делающий герцога еще более внушительным. На ногах неизменные сапоги, в правом голенище которого спрятан кинжал — ритуальный. Отец был сильным магом, мог себя защитить, но особую страсть питал именно к ритуалам, одним из которых, установленным договором между отцом и его величеством, он когда-то в детстве связал меня и Оливера, дав клятву отдать свою дочь замуж за его высочества ценой собственной жизни.

Политические взгляды моего отца не совпадали со взглядами его величества, и однажды, очень давно, он решил воспротивиться его воле. Сильнейший герцог королевства, один из богатейших людей Дартании, великий маг, который на тот момент неженатый, начал собирать сторонников.

Вот только в их кругу оказался предатель. Он сдал моего отца и его друзей, после чего половину лишили титулов и сослали в глубинку, часть — отправили в ссылку, нескольких дворян без титулов — казнили, а отца…

С отцом было сложнее. Казнить прилюдно единственного представителя богатейшего и влиятельнейшего рода, не считая королевский? Люди поднимут бунт. Герцогство Вильтерос немаленькое, оно могло бы образовать отдельное королевство, которое может и не войти в состав королевства при желании — хватит и денег, и власти, и магии. Поэтому его величество выбрал более хитроумный ход: он заставил отца поклясться отдать одну из дочерей, которые у него родятся, в жены его пятилетнему сыну. Отец без раздумий согласился: он был еще не женат, предполагал, что у него будет несколько дочерей.

Вот только потом он встретил маму. Влюбился. Сильно. Так сильно, что после её смерти так и остался вдовцом, а я осталась его единственной дочерью и наследницей. Можно сказать, король разыграл отличный гамбит, почти заполучив герцогство Вильтерос, ведь его внук станет следующим герцогом. Вот только его величество даже предположить не мог, что его сын не будет разделять его методы в политики и разделит взгляды и мышления моего отца, который благодаря нашей помолвке с принцем был вхож во дворец, более того — вскоре стал наставником принца.

— Аликсия, — вернул меня из размышлений голос отца.

Я подняла на него растерянный взгляд. Его светлость держал в руках ту самую расписку. Ректор выглядел бледнее поганки, разве что несколько красных пятнышек портили сходство. Видно, как ректор жалел, что не сжег эту бумагу до того, как в кабинет пришел герцог. Но и не отдать её теперь он не мог: его светлость будет настаивать, может и лично обыскать кабинет, вот только тогда за сопротивление ректор точно потеряет… может, не только должность, а чего похуже. А герцог Вильтерос не мог просто так оставить у ректора мою расписку и получить от него всего лишь устное заверение, что тот ни в коем случае не воспользуется этой бумагой — это было бы верхом глупости и безрассудства. Все-таки, пусть и имя на ней другое, там мой почерк, который может сверить и подтвердить любой графолог.

— Эта бумага? — спросил отец.

Я, пробежавшись по ней внимательным взглядом, кивнула. В руках его светлости расписка вспыхнула, осыпавшись на чашку с горячим чаем сожженными кусочками. Ректор сглотнул.