– Вот! Знаем мы тебя долгое время как прекрасного, вдумчивого, отзывчивого товарища. Который никогда не бросит в беде и протянет руку другу. И не только руку… – сказал Юстинов многозначительно, и все посмотрели на Боба.
Боб, конечно, не удержался, чтобы не вставить:
– Но и ноги!
Кто-то засмеялся, все нетерпеливо переминались.
– Мы знаем тебя как прекрасную студентку и упорную ученицу, я бы сказал, первую пчелку в институте…
Тут вся компания полегла от смеха.
– Почему так долго, Андрюша, – сказал Яша, – в Грузии тебя не было!
Всем опять стало смешно, потому что в Грузии тосты вообще говорят по полчаса или по часу.
– Подожди, Яша, дойдем еще и до твоего края…
– Так что насчет меня, Андрей, – сказала Ленка, – давай уже, выпить хочется.
– Так вот, я желаю тебе быть такой всегда, не изменяйся!
– Спасибо!!
И все стали пить шампанское. Ожидая от тоста большего, всем стало потом еще и смешно от этого ожидания.
После слово взял Яша, и он сказал:
– Леночка, ты хорошая девочка, лучшая из всех, кого я встретил на этом фак…, я имею в виду факультете. Такие девочки и правда редко встречаются, поэтому я целую тебя и желаю в жизни самого прекрасного, лучшего. – Он наклонился и поцеловал ее.
Все опять выпили искрящееся вещество.
Когда Ирка взялась за третий бокал шампанского, Юстинов сказал:
– Ира, хватит! Или ты забыла?
Но оказалось, что она забыла. Или не помнила. То ли не хотела помнить.
А потом началась такая пьянка, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Пили все и пили всё. Яша пил только коньяк, Боб жрал водку, в партнеры взяв меня. Юстинов наливался токайским, он любил сладковатые вина. А этот сорт токайского был большая редкость, Ленин отец в венгерском посольстве доставал специально.
В углу на инкрустированной подставке стояла великолепная стереоаппаратура, блестящая. Я спросил Лену, можно ли включить, она сказала: «Конечно, милый, делай что хочешь, чувствуй себя как дома!» Я включил музыку, и полилась стереомелодия.
На столе были все возможные виды сладкого десерта, которых в даже кино не видел я, а многих и названия не знал вовсе. Лена объясняла и заставляла, чтобы я пробовал. Она добрая девочка была, очень. Мне уже становилось нехорошо от сладкого, от этого сладковорота специальных конфет, с ромом, без рома, с ликером, пирожных, каких-то пирогов, испеченных дома, и тортов, заказанных вне его, консервированных сладких фруктов, пудингов, желе, ватрушек, безе, ореховых пирожных, разных видов мармелада, восточных сладостей: от рахат-лукума до какой-то необыкновенной, обалденного вкуса халвы.
В самый разгар гулянки появились Ленины родители, я даже не знал, что они дома, поздравили ее: все наполнили и опять выпили шампанского. Бабушка поцеловала ее в щеку. Пожелав нам приятно повеселиться, они ушли, исчезли, будто их и не существовало. В природе вообще.
Все пили и ели столько, сколько влезет. А влазило много. Например, в Боба: он убирал рюмку за рюмкой водки, а меня за ним угнаться уже не хватало. Я вообще ее научился пить только в прошлом году. И она мне не наслаждение, а битву давала, борьбу. Он же пил не как производитель водочных изделий, а как водковоз, то есть который может вывезти в себе столько водки, сколько попало в него, внутрь.
Юстинов, уже разморенный от токайского (ледяное и прекрасное было, я тоже чуть попробовал), лежал на и вдоль дивана, а Ирка сидела рядом и доходила, добиралась, набиралась до нужной кондиции, ненормального рубежа, который вот-вот приближался. Боб смотрел на Ирку и подмигивал мне, говоря:
– Ну, впереди нас ждет что-то очень интересное! Юстинов, не засыпай, – и толкал Юстинова.
Кто-то еще что-то ел, пил, а мне уже было достаточно от всего перепробованного.
– Боб, иди сюда. – Мы стали у окна, и Боб закурил. – А кто у Ленки родители?
– Как?! Ты что, не знаешь!
И по пьянке он все рассказал, хотя уже ничего особенного в этом не было.
– Ленкин папа был большой человек, главный резидент советской разведки в… в одной капиталистической стране. Работал, естественно, в посольстве и кем-то там числился. А потом, когда их разоблачили., оказалось, что две трети посольства – профессиональные разведчики, работающие не в пользу дипломатии, а как раз наоборот. Разразился большой скандал, вытурили почти все советское посольство. И он, конечно, попал крупно, так как был главный и все под его начальством находились. Ты что, не читал? Об этом даже в газетах писали, только по-другому – ту страну в клевете обвиняли.
– А когда это было? – Он сказал. – Нет, я тогда еще в провинции жил, а туда вообще ничего не доходит.
– А мать у нее была талантливая женщина, когда-то: прима-балерина Пермского балета. Это очень сильная сцена, ведь туда всю ленинградскую хореографическую школу и балет вывезли во время войны. Там классный балет был, где она танцевала. А потом познакомилась с Ленкиным отцом, он тогда был военным советником посла в Албании, он «снял ее», и они поженились.
– Она еще выступала?