Факультет. Том 5

Сам же ублюдок был жив и собирался прыгать, вокруг него уже вертелись плотные вихри песка, чтобы смягчить падение.

Ну уж нет.

Хрен ему, а не мягкое приземление!

Книга 5. Эпизод 21

Вместе с погибшим тотемом Белой Совы профессор Зойт падал вниз.

У земли кружились воронки песка, готовые смягчить падение профессора, а тот уже собирался прыгать, оттолкнувшись от тела птицы.

Я рванул в его сторону.

На бегу вскинул правую руку ладонью вверх, сжал её в кулак и резко разжал. Теневые путы выскочили в то же мгновение. Одна за другой — семь штук.

Цель была крупной, тут не ошибёшься.

Бесшумно мелькнув по воздуху, цепи с гарпунами окутали тело Зойта и приковали его к гигантской сове. Времени освободиться ему уже не хватило. Он рухнул на каменистый склон вместе с мёртвой птицей. От удара о землю тотем исчез, а вот Зойт остался лежать на боку, в моих Теневых путах.

Странное возникло ощущение. Когда тотем Сьюн погиб и исчез, я ощутил, что моему ратнику стало больно. Она, конечно, промолчала, чтобы не отвлекаться, но от меня всё равно не ускользнула её реакция на гибель тотема.

Правда, эта мысль возникла всего на секунду.

Я был слишком занят Зойтом, потому что дал себе слово, что ни за что не упущу ублюдка. Если его упустить, он станет ещё сильнее, и тогда… тогда с ним не справится уже никто. Он и сейчас был невероятно силён — это вызывало не только ужас, но и удивление. Откуда в нём столько силы? Где этот ублюдок её взял? Даже если его подпитывает Ниманд, то всё равно сила самого профессора была нереально огромной.

Сразу вспомнилась фраза Сьюн: «Зойт сильнее меня! Сильнее тебя! Он сильнее нас всех!».

И это были не просто слова.

Удар отрезал профессора от связи с Нимандом всего на мгновение. Пока я мчался на него, то увидел, что глаза Зойта снова стали обычными — маленькими стариковскими глазами, а потом их опять окутала белая пелена.

Он вскочил на ноги и вырвался из пут так молниеносно, что возник вопрос: а человек ли он вообще?

В его руке спиралью завертелся оживший боевой кнут, длинный, метров тридцать. Его края превратились в лезвия, на конце выросли крючья и шипы. Кожа старика блеснула золотом, будто искусственная, отлитая из жёлтого металла, и только рана на животе, оставленная копьём Калесты, сочилась кровью.

Зойт не смотрел больше ни на кого и не обращал внимания ни на удары сильфийских стрел, ни на атаки Буфа.

Он ждал только меня. Это была принципиальная схватка.

— Неси ко мне свою мятежную душу, скиталец! — оскалился Зойт. — Иди в мои руки, ничтожный мотылёк. Торопись на острие моей иглы! Вплетём твою душу в полотно смерти, украсим моё новое жилище твоими хрупкими крыльями.

В этот момент я понял, что со мной разговаривает не Зойт, а сам Ниманд.

Ниманд.

Это точно был он!

Предгорье охватили бури песка, скрыв поле боя с глаз, скрыв всех: Сьюн, Калесту, её дочерей, Буфа, всю армию сильф. Теперь они сражались где-то за стеной песка множественной материи. Ниманд отрезал им путь и освободил место схватки только для нас двоих.

— Умри, мотылёк! Сожги свои крылья!! — оглушительно взревел он.

Его голос вызывал такой трепет, будто со мной заговорила самая древняя сила.

Профессор и я теперь стояли друг напротив друга, внутри гигантской воронки множественной материи. Буря окутала всё вокруг, даже небо. Казалось, она бушевала сейчас и в моём черепе.

Зойт и я атаковали одновременно, бросившись друг на друга.

Гигантский кнут-лезвие метнулся вверх, сделал круг и устремился в меня. Чтобы отразить первую атаку, в бой пошло всё, что я знал и умел. Все мои силы, вся ловкость, вся хитрость, весь опыт и вся ярость.

Выжить в этой воронке бури должен был только один, и я не имел права проиграть.

Если это случится, то всё рухнет: армия Калесты погибнет, империя лишится союзника, а Каскады — своего единственного воина. Ну а после… после свершится то, чего так ждал Ниманд: те, кто ещё не сдался, сдадутся.

Удары кнута посыпались на меня с бешеной скоростью, по доспеху били и скребли крюки, броню резали лезвия. Зойт на подпитке Ниманда был силён, но и я не просто так высоты собирал.

От меня профессор получал мощнейшие удары паралича и Точечного вихря, отшатывался, замирал, пятился и уходил в стороны. Тактика у него была понятная — не подпускать меня в ближний бой. Её он придерживался строго: виртуозно отхлёстывал кнутом, как цирковой дрессировщик, выбивал искры по моей броне и не давал мне хода.

Пару раз он сильно зацепил меня кнутом, протащив по земле и отбросив на камни, а один раз пробил мне щиток на голени, сильно повредив левую ногу. Но чаще всего Зойт целился в шлем, бил точно в цель, шипы трижды попадали мне по нижней челюсти и дважды по виску.

Я ощущал, как пот на лице смешивается с кровью из царапин на подбородке, а во рту скапливается кровавая слюна.

Удар за ударом, Зойт наращивал темп битвы.