Факундо

Доктор Ортис отзывает в сторону смотрителя станции, настойчиво расспрашивает, что ему известно о столь странных вестях, заверяет, что не злоупотребит его доверием. Что за подробности он узнал! Уже за час до прибытия их поджидали во главе с Сантосом Пересом тридцать человек; все вооружены обрезами и саблями; в назначенном месте уже готова засада; убиты будут и все, кто сопровождает Кирогу; так сказал Сантос Перес ему самому, начальнику станции. Однако эти уточненные известия нисколько не влияют на решение Кироги — по своему обык­новению выпив чашку шоколада, он погружается в глубокий сон. Док­тор Ортис тоже валится в постель, но не спит, а вспоминает жену, де­тей — он никогда больше их не увидит. И ради чего эти муки? Чтобы не навлечь на себя гнев грозного друга, чтобы его не упрекнули в пре­дательстве! В полночь тревога и беспокойство становятся столь невыно­симы, что Ортис не в силах оставаться в постели; он поднимается и идет искать своего собеседника. «Спите, друг?» — тихим голосом спрашивает он его. «Что вы, сеньор, кто же заснет после таких ужасных извес­тий?» — «Неужели все это правда? Что за мука!»— «А каково мне, сень­ор, ведь я должен отправить двух возниц на верную гибель. Я не выне­су этого! Здесь есть мальчонка, племянник сержанта, что в том отряде, я думаю послать его; а второго... Кого? Посылать на смерть невинного человека!»

Доктор Ортис предпринимает последнюю попытку к спасению — он будит Кирогу и сообщает ему все те ужасные вести, о которых только что узнал, дает понять, что не станет сопровождать его на бессмыслен­ную гибель. Факундо надменно и в грубых выражениях отвечает, что в таком случае его ожидает еще большая опасность, чем в Барранка-Яко, и требует немедленно замолчать. Кирога приказывает своему адъютанту, храброму негру, вычистить все огнестрельное оружие, что есть в экипаже, и зарядить его — к этому сводятся все меры предосто­рожности.

Наконец занимается утро, и экипаж трогается в путь. Кроме возниц, с ними едет тот мальчик, два почтальона, присоединившиеся к ним случайно, и негр верхом на коне. Достигают рокового места, и две пули прошивают повозку с обеих сторон, никого не задев; солдаты бросаются к экипажу с саблями наголо, и в одну минуту возница, почтальоны и адъютант уже растерзаны. Тут ватага на мгновение заколебалась: в окне дилижанса показывается Кирога. Он грозно спрашивает, кто командир, и приказывает подойти. «Что все это значит?» — задает во­прос Факундо, но вместо ответа получает пулю в глаз и падает замерт­во. Затем Сантос Перес несколько раз пронзает саблей несчастного сек­ретаря и, закончив экзекуцию, велит оттащить к лесу дилижанс, полный трупов, покалеченных лошадей и возницу, который с разрубленной го­ловой все еще удерживается на коне. «А это что за мальчик?» — спра­шивает он, заметив ребенка с почтовой станции; он один остался в жи­вых. «Это мой племянник,— отвечает сержант,— я отвечаю за него сво­ей жизнью». Сантос Перес подъезжает к сержанту, в упор стреляет в него, тут же спешивается, хватает ребенка за руку, не слушая мольбы, швыряет его наземь и отрубает ему голову. Предсмертный стон ребен­ка — единственное, что будет терзать Сантоса Переса позже, когда ему придется скрываться от преследователей, прятаться в чащобе, в рассе­линах скал, в непроходимых зарослях; повсюду вместе с ветром он будет слышать жалобные мольбы мальчика. Когда при мерцающем свете звезд Сантос Перес решается покинуть свое убежище, его неспокойный взгляд тут же устремляется во тьму тенистых деревьев — а не белеет ли там фигурка ребенка; оказавшись на распутье, отпрянув, он видит на доро­ге, по которой только что прошел, мальчика, торопящего коня.

Факундо тоже говорил, что единственное, что мучит его совесть,— это расстрел двадцати шести офицеров в Мендосе!