Факундо

Франция после террора, после немощной и бестолковой Директо­рии[366] отдалась во власть Наполеона, который, ступая по лаврам, привел ее в объятия союзников, вернувших трон Бурбонам[367]. Росас, сделав не­возможной передышку, хитроумно ускорил наступление такой усталости. А когда он уже заполучил абсолютную власть, кто отважится оспари­вать ее?

Римляне устанавливали диктатуру в редких случаях и на короткий и определенный срок; но даже временная диктатура вылилась в постоян­ную, она уничтожила Республику, и начался разгул Империи. Когда истекает срок правления Росаса, он возвещает о твердой решимости удалиться от общественной жизни: смерть дорогой супруги[368] и отца ра­нили его сердце, он хочет на покое оплакать столь горькие утраты. Ус­лышав эти слова, произнесенные Росасом, читатель должен вспомнить, что тот не видел своего отца с юности, а жена его прожила весьма тяж­кую жизнь, и потому все это напоминает лицемерные протесты Тибе­рия[369] перед Римским Сенатом. Палата представителей Буэнос-Айреса просит, умоляет его не отрекаться от власти и продолжить и впредь приносить себя в жертву родине; Росас поддается на уговоры, он согла­сен на продление срока, но лишь на шесть месяцев; проходит полгода, и фарсу с выборами наступает конец. В самом деле, что за необходи­мость быть избранным правителю, сосредоточившему в своих руках всю власть? Кто потребует у него отчета, если все дрожат от страха?

Когда в 1300 году венецианская аристократия подавила заговор Тье­поло[370], она назначила из своей среды десять человек, и они, облеченные четко очерченными полномочиями, должны были преследовать и наказывать заговорщиков, причем эти их полномочия ограничивались лишь десятью днями. Послушаем, как граф де Дарю[371] в своей знаменитой «Истории Венеции» описывает это событие: «Опасность казалась столь значительной,— пишет он,— что после победы было установлено дикта­торское правительство. Был назначен Совет из десяти человек для со­блюдения гарантий государства. В его распоряжение предоставили сред­ства, освободили от всех формальностей и от всякой подотчетности; жизнь каждого зависела от его решений».

«Правда, деятельность Совета не должна была превышать десяти дней; однако пришлось продлить ее еще на десять дней, потом на двадцать, затем на два месяца; всего она продлевалась шесть раз под­ряд на двухмесячный срок. По прошествии года предел был обозначен пятью годами. Войдя в силу, Совет продлил свои полномочия еще на де­сять лет, а там этот жуткий трибунал был закреплен навечно. Продле­ние полномочий было использовано для закрепления власти. Учрежден­ный только для подавления антигосударственной деятельности, он узурпировал функции государства. So pretexto[372] заботы о безопасности Республики он вмешивался в дела мира и войны, распоряжался дохода­ми и кончил тем, что уничтожил законную власть»[373].

В Аргентинской Республике верховной властью наделил себя не Совет, а один совершенно недостойный человек. Временно получив пол­номочия в делах внешних отношений, он свергает, расстреливает, унич­тожает губернаторов провинций, которые вручили ему эти полномочия. Облеченный в 1835 году Всей Полнотой Общественной Власти на пяти­летний срок, в 1845 году он все еще продолжает пользоваться этими пол­номочиями. И не найдется сегодня ни одного простака, уповающего на то, что Росас откажется от власти самолично, или лелеющего надежду, что народ осмелится просить его об этом. Росас захватил власть на всю свою жизнь, и если Провидение положило умереть ему столь же мирно, как доктору Франсиа, то долгие годы страданий и горя ожидают несчаст­ный народ, ставший жертвой собственной минутной слабости.

13 апреля 1835 года Росас принимал полномочия, и его развязные манеры и апломб на церемонии поразили тех, кто думал позабавиться при виде неотесанности и gaucherie[374] этого гаучо. Он появился в расстегнутом генеральском мундире, из-под которого выглядывал желтый ситцевый жилет. Простим тех, кто не улавливает смысла этого неповто­римого toilette[375], столь красноречиво живописующего смысл ситуации.

Наконец власть в его руках. Факундо погиб месяц назад, город отдал себя в его руки, народ самым законным образом подтвердил передачу ему всех полномочий. Государство — это чистый лист, где начертает он нечто новое, оригинальное; он творец, Платон, что создал свою идеальную рес­публику сообразно с тем, как он это понимает; это труд, к которому он готовился двадцать лет, это его детище, которое наконец может появиться на свет, и ему не помешают ни устаревшие обычаи, ни требования времени, ни подражательство Европе, ни права личности или действующее законодательство. Словом, это гений, сожалеющий об ошибках свое­го века и готовящийся сокрушить их одним ударом. Все будет создано заново силой его таланта. Посмотрим же на это чудо.