Факундо

Обычаи такого рода порождают жестокие методы подавления, ведь для наказания бездушных людей нужны еще более бездушные судьи. То, что вначале я говорил о вожаке обоза, полностью относится и к сельскому судье[142]. Такой судья прежде всего должен быть смельчаком, ибо страх, которым окружено его имя, более могуществен, чем само наказание. Естественно, такой судья сам имеет славное прошлое, но возраст и семья призвали его к упорядоченной жизни. Вершит суд он всегда по своему усмотрению, руководствуясь лишь собственной совестью и страстями, и его приговоры не подлежат обжалованию. Иногда встречаются судьи, которые пользуются уважением при жизни и оставляют о себе добрую память. Однако средства наказания и произвол в вынесении приговоров порождают в народе определенные представления о всемогуществе самовластия, и в дальнейшем это приносит свои плоды. Судья заставляет подчиняться себе с помощью репутации отчаянного смельчака, всесилия, судебного произвола, приговора «я повелеваю» и изобретенных им самим наказаний. Последствием подобного произвола, очевидно, неизбежного на протяжении долгого времени, становится то, что какой-нибудь каудильо, возвысившийся в результате мятежа, приобретает — без всяких возражений со стороны своих приверженцев и сомнений в праве на это — такую безграничную и устрашающую власть, что встречается сегодня лишь у азиатских народов.

Аргентинский каудильо — это Магомет, который, если б ему вздумалось, мог бы изменить господствующую религию и основать новую. Он держит в своих руках всю власть, самоуправство несет горе его жертвам, но это не злоупотребление, ибо он имеет право на беззаконие, более того, с необходимостью должен творить беззаконие — так было всегда.

То, что я сказал о судье, относится и к начальнику сельского округа[143]. В этом персонаже, занимающем более высокое по сравнению с судьей положение, еще более отчетливо выступают все качества и черты первого. Причем одно новое обстоятельство усугубляет, а не уменьшает зло. Начальника округа назначают городские власти. Но, поскольку влияние города в пампе, где у него нет сторонников, слабо, правительство пытается прибрать к рукам тех, кто внушает наибольшие опасения, поручая им этот пост с целью держать их в подчинении, — прием, свойственный всякой слабой власти, которая сегодня закрывает глаза на зло, не думая о том, что оно проявится завтра в неизмеримо возросшей степени. Так Папское правительство вступает в сделку с бандитами, приглашает их на службу в Рим[144], потворствуя тем самым вандализму и обеспечивая ему будущее; так Султан, расплачиваясь за то, что Мухаммед-Али[145] не сверг его, жалует ему сан египетского паши, а затем оказывается вынужденным признать наследником престола. Примечательно, что все каудильо Аргентинской Революции возглавляли округа — Лопес[146] и Ибарра[147], Артигас и Гуэмес[148], Факундо и Росас. Эта должность — исходный пункт для осуществления честолюбивых планов. Росас, собираясь подчинить себе города, уничтожил всех военачальников, которые помогли ему возвыситься, и отдал эти влиятельные должности посредственностям, из тех, кто не смог бы повторить его собственный путь. Пахарито, Селаррайан, Арболито, Панчо Эль Ньято и Молина — вот имена некоторых военачальников, от которых Росас очистил страну.

Я уделяю такое большое внимание всем этим подробностям, ибо они помогут объяснить особенности нашей общественной жизни и революции, что свершается в Аргентинской Республике, — революции, смысл которой искажен словами, взятыми в заем из гражданской риторики, они затемняют его и создают об этих потрясениях ошибочные представления. Точно так же испанцы, высаживаясь в Америке, давали известные им европейские названия новым животным, которых они встречали, величая страшным именем льва, что вызывает представление о силе и мощи царя зверей, жалкого кота, называемого пумой, который бежит, едва завидев собак, а живущего в наших лесах ягуара — тигром. Какими бы шаткими и неосновательными ни казались на первый взгляд мои объяснения причин гражданской войны, позже станет очевидно, сколь прочны и несокрушимы они.