Факундо

Это в основном пустынный край, здесь жаркий климат, обжигающий воздух, сухая, безводная почва. Чтобы задержать дождевую воду, нужную для скота, крестьянин вынужден выкапывать пруды. Меня всегда волновала мысль, что пейзаж Палестины напоминает пейзаж Ла-Риохи розовато-охристыми почвами и засушливостью некоторых районов, пересыхающими водоемами и даже своими апельсиновыми и фиговыми рощами, виноградниками, обильными и вкуснейшими плодами, растущими там, где течет хоть какой-нибудь заболоченный и скудный Иордан. Здесь удивительное сочетание холмов и равнин, плодородия и засушливости, выжженных, усеянных колючками гор и темно-зеленых склонов, словно коврами покрытых такими огромными деревьями, какие можно сравнить лишь с ливанскими кедрами. Но что особенно вызывает в воображении восточные сравнения — это подлинно патриархальный вид крестьян Ла-Риохи. Сегодня, зная капризы моды, не удивишься, увидев мужчину, заросшего густой бородой в извечном стиле восточных народов; но все еще ошеломляет, когда видишь говорящий по-испански народ, который всегда носил и до сих пор не расстается с бородой, подчас закрывающей грудь, когда видишь этих печальных, замкнутых, суровых и скрытных людей, вылитых арабов, что едут верхом на ослах, одетые порой в козлиные шкуры, словно энгедийский отшельник[194]. В некоторых местах население питается исключительно диким медом и плодами рожкового дерева, подобно тому, как Св. Иоанн довольствовался акридами. Житель равнины не ведает, что он самое несчастное, самое жалкое и дикое существо; не зная ничего о мире, он уже доволен и счастлив, если не страдает от голода.

Вначале я сказал, что в тех краях есть красноватого оттенка горы, которые издали кажутся башнями и руинами феодальных замков; и вот, словно для того, чтобы наряду с восточными бросались в глаза средневековые черты, Ла-Риоха уже более полувека является ареной борьбы двух знатных семейств: ни дать ни взять враждующие итальянские феодальные кланы Урсинос, Колоннас и Медичи[195]. Распри семейств Окампо и Давила составляют всю обозримую историю Ла-Риохи. Вражда этих старинных, богатых и знатных семей, долгое время, подобно гвельфам и гиббелинам[196], оспаривавшим друг у друга власть, разделила все население на сторонников одних и других задолго до начала Войны за независимость. Из этих двух семейств вышло много знаменитых мужей — полководцев, судей, промышленников, ибо все Давила и Окампо постоянно стремились превзойти и опередить друг друга во всем, что может дать цивилизация. Патриоты Буэнос-Айреса не раз ставили политическую задачу погасить эти наследственные распри. Лоджия Лаутаро[197] сумела уговорить обе семьи связать брачными узами юношу из Окампо и одну из сеньорит Дориа-и-Давила в надежде примирить их. Всем известно, что такова была традиция в Италии, правда, здешние Ромео и Джульетта оказались счастливее. Примерно в 1817 году правительство Буэнос-Айреса, желая положить конец взаимной ненависти этих двух семейств, назначило также губернатора из другой провинции, некоего сеньора Барначеа. Вскоре он подпал под влияние сторонников партии Давила — ее поддерживал дон Пруденсио Кирога, проживавший в Лос-Льяносе и пользовавшийся любовью местного населения — по этой причине Кирога и был приглашен в город и назначен казначеем и алькальдом. Заметьте, что, пусть и законным и достойным путем, с доном Пруденсио Кирогой, отцом Факундо, пастушеская пампа входит в состав политических гражданских партий. Лос-Льянос, как я уже говорил, — это раскинувшийся среди гор оазис с пастбищами, затерявшийся в долине меж склонов обширной горной гряды, его жители, главным образом, пастухи, живут патриархальной, примитивной жизнью, которая, ввиду обособленности, сохраняет исконное варварство, враждебное городам. Гостеприимство там — долг всех, и в обязанности пеона входит защищать хозяина даже с риском для жизни, если ему угрожает опасность. Эти обычаи уже немного пояснят те явления, о коих мы собираемся рассказать.