False mirrors (СИ)

Я ринулась было за ним, желая получить объяснения, понять, услышать, что все это злая и жестокая шутка. Перед моим лицом с лязгом скрестились копья. На мгновение мелькнула шальная мысль бежать, вступить в неравную схватку. Мелькнула и тут же пропала, но не потому что я испугалась, на меня навалились апатия и отупение. Я позволила заковать себя в кандалы и вывести из комнаты.

По пустынным коридорам замка мы шли в гробовом молчании, лишь топали сапоги, да лязгало оружие. Это же неправда. Неправда! Артур…мертв? Да нет! Так не бывает. Так не могло быть! Я в растерянности огляделась по сторонам, замедлила шаг, получив за это болезненный тычок древком копья в спину. В камеру в сыром и мрачном подземелье меня буквально втолкнули. С грохотом захлопнулась решетка, со скрипом провернулся ключ в замке. И я будто отмерла, кинулась в панике назад.

- Бедивер! Что…что….- я заикалась, воздуха не хватало, - что произошло?

Канцлер притормозил, лицо его искривилось от презрения и ненависти.

- Что произошло? Ты убила короля!

- Нет, - прошептала я, - нет. Нет.

Я в отчаянии помотала головой.

- Да, мы поругались, - сбивчивым свистящим шепотом начала объяснять я, - но потом я ушла к себе. Я не выходила из покоев. Нет! Артур…

- Не смей произносить его имя! – заорал Бедивер, изо всех сил жахнув по решетке, в которую я судорожно вцепилась. По железу прошла дрожь, заставив меня отшатнуться, - ты убила его! Я своими глазами видел его тело, а рядом твой меч. Стража слышала вчера, как ты грозилась убить его!

Я вздрогнула всем телом, прижала ледяные ладони к щекам.

- Нет. Нет, - я мотала головой, как помешанная, - нет, Бедивер. Нет. Все не так. Все…

- Тебя казнят через два дня, - бросил канцлер и ушел.

Блуждающим взором я скользила по камере: сырое и грязное помещение, в одном углу – соломенный тюфяк, покрытый какими-то пятнами сомнительного вида, в другом – ведро для справления естественной нужды, все в потеках дерьма и мочи, узкое окошко под потолком, пол усеянный крысиным дерьмом.

- Нет, - все шептала я, - нет.

Я не могла поверить в то, что Артура больше нет. Мы поругались вчера, наговорили друг другу ужасных вещей, а теперь его нет. От одной мысли, что я больше не посмотрю в серые глаза, искрящиеся усмешкой, не увижу улыбки на губах, не услышу родной голос, не почувствую тепло его тела рядом, меня скрутил мучительный спазм. Я едва добежала до ведра, и меня вырвало выпитым ночью пивом, потом желчью. Но даже когда уже ничего не осталось в желудке, он продолжал мучительно сокращаться, заставляя меня согнуться в три погибели. Наконец, меня отпустило, я вытерла губы тыльной стороной ладони, во рту прочно поселился горький привкус желчи. Я кое-как дотащилась до тюфяка, на который и упала, кандалы звенели при каждом моем движении, натирали запястья. Но все это было неважно. Артура больше нет. Он убит. Мною? Но боги! Я же не сошла еще с ума, я помню все, что происходило вчера. Мы расстались с Артуром, а потом я не выходила из своих покоев до утра. Я его не убивала! Тогда кто? Нет. Нет. Я снова в отчаянии замотала головой. Не важно. Не важно. Его больше нет. Я охнула, горло сдавило от подступивших рыданий, но слез не было. Я с ужасом осознавала, что не могу плакать. Мне, наверное, стало бы легче. Но я не могла. Нет. Так не бывает. Я изо всех сил закусила губу, чтобы не завыть от боли и ужаса, от необратимости того, что свершилось. Как же так? Как такое вообще могло произойти?

Я не знаю, сколько я так просидела, раскачиваясь взад и вперед, бормоча себе что-то под нос, ловя злобные взгляды охраны, что проходила мимо. Взгляд мой блуждал по полумраку камеры, выхватывая какие-то незначительные фрагменты, вроде выцарапанных ругательств на стенах или пятен на полу, подозрительно похожих на плохо затертую кровь. Узкий прямоугольник света из небольшого окна полз по полу, отмеряя время моей жизни. Но какое она теперь имела значение, если Артур мертв.

Я просидела так до вечера, иногда мне казалось, что я проваливаюсь в сон или теряю сознание, потому что я смутно помню проведенные в камере часы. А потом я выныривала в реальность, которая напоминала о себе невыносимой болью потери. Я пыталась заплакать. И не могла. В темнице стояла тишина, даже стражники не переговаривались. Тишина давила на уши, заставляла потеряться, и я уже не понимала: во сне я или наяву. Иногда хотелось кричать, только чтобы слышать хоть что-то, но горло сдавило спазмом. Мне казалось, что я вовсе не смогу заговорить больше никогда.