Рольфинг рассказал офицеру про запрос Янины насчет детей в Майданеке. Тот улыбнулся и сказал, что сходит проверить. Минуту спустя он вернулся и подтвердил слова Янины. Рольфинг сделал удивленное лицо и заявил, что впервые об этом слышит. Он пообещал связаться с комендантом Майданека, чтобы тот разрешил оказывать помощь детям. Янина не поверила в его неосведомленность, но в целом была удовлетворена. Если она получит разрешение кормить детей, то найдет способ накормить и взрослых.
Все вышло еще проще: после звонка Рольфинга Либехеншель позволил ГОС доставлять передачи всем жертвам операций усмирения, содержавшимся в Поле 1. Как и прошлым летом, с гражданскими заключенными из Замека, попавшими в Майданек, Янина убедила полицию безопасности освободить часть женщин и детей под опеку ГОС на том основании, что они не виновны ни в каких преступлениях и не годятся для работ[269]
.Тем временем благодаря деятельности Янины в лагере на Крохмальной польских заключенных регулярно отпускали оттуда – либо потому, что врачи ГОС отправляли их на госпитализацию или признавали негодными для работ, либо потому, что они были членами семьи больных, либо потому, что люблинские компании нанимали их к себе. ГОС добился освобождения 95 % польских заключенных. Правда, он ничем не мог помочь украинским и белорусским беженцам, которых увозили в Рейх на принудительные работы. Также тяжело было добиться освобождения молодых трудоспособных людей, у которых отсутствовали рабочие карточки и которых схватили для отправки в Рейх. Янина старалась выявлять среди них участников АК и освобождать их. Этническая немка – ее контакт в Департаменте занятости – предоставляла поддельные рабочие карточки и предупреждала о грядущих облавах[270]
.В середине июля Янина получила от Рольфинга уведомление о том, что ей нужно приехать за группой крестьян из Поля 1, арестованных при акции усмирения, – их выпускают под опеку ГОС. Однако по дороге в Майданек она заметила отца Михальского, который бежал по улице и изо всех сил махал ей руками, требуя остановить машину. Он только что побывал в лагере на Крохмальной. Оказывается, Рольфинг приехал туда и пришел в ярость, обнаружив, что может отправить в Рейх лишь крошечное количество поляков. Он кричал, что «проклятые бандиты» прикидываются больными, чтобы их освободили, и они вернулись в свои партизанские отряды.
– Он выкрикивал и угрозы вам, – предупредил отец Михальский Янину. – Он во всем винит вас. Кричал, что арестует вас и что явится за вами, как только покончит с бандитами.
Священник в слезах молил Янину не ездить в Майданек, опасаясь, что Рольфинг распорядится схватить ее там. Янина была напугана, но не видела другой альтернативы. Она не могла оставить этих людей в лагере, и только у нее было разрешение их забрать.
Когда Янина прибыла в Майданек, заключенные, подлежавшие освобождению, уже ждали ее у поста охраны. Она спросила охранника, должен ли кто-то официально передать их ей, но тот знал только, что они больше не имеют к лагерю отношения и она должна их забрать. Поэтому Янина усадила их в грузовик и увезла.
Зная, что гестапо производит аресты по ночам, Янина перестала ночевать дома, хотя по-прежнему ходила на работу днем. Однако никто не явился ее арестовывать. Советские войска снова перешли в наступление, и у немцев были совсем другие заботы.
Глава 19
Кровь на ступеньках
18 июля 1944 года на улицах Люблина скопились огромные пробки. Военные грузовики и танки ехали в одну сторону, чтобы занять позиции против надвигающейся Красной армии. В другую сторону двигались немецкие гражданские на машинах и телегах, заваленных добром, награбленным в Польше. Немцы наводнили городской вокзал и, отчаянно толкаясь, пытались сесть на последние поезда, отбывающие в Рейх. Немецкая оккупация Люблина подходила к концу.
Янина больше не жила в доме 22 по улице Нарутовица, поскольку немцы конфисковали здание, дав жителям сорок восемь часов, чтобы его освободить. Благодаря своей должности в ГОС она получила квартиру в немецком квартале, прямо на Гитлер-плац. Янина договорилась, чтобы ее «тетушки» – графиня Владислава и мадам Мария – тоже получили там жилье. Когда Янина вышла из дому тем утром и увидела столпотворение на улицах, то решила узнать, что происходит, в немецкой администрации, использовав дело, которое у нее было к БюФ, в качестве предлога.
Во дворе здания администрации округа Янина нашла секретаршу БюФ – фрау Стифлер, – которая вытаскивала из папок кипы бумаг и сжигала их. Янина спросила, где ее начальник.
– Его сегодня не будет, приходите завтра, – рявкнула Стифлер. Она всегда обращалась с Яниной с ледяным презрением. Но потом она развернулась, и Янина увидела, что ее лицо искажено тревогой, губы дрожат, а в глазах стоят слезы.
– В чем дело, фрау Стифлер? – сочувственно спросила Янина.
– Вы разве не знаете, что большевики подходят? – бросила Стифлер в ответ. – Завтра мы все уедем. Начальство уже уехало, но у меня здесь еще дела, которые надо закончить перед отправлением.