Еще и Макс с этим его “она все узнает”. Нет, эти две части своей жизни я смешивать не собираюсь. Все равно с Ивой мне ничего не светит. Нашему соседству существовать осталось недолго.
— Лучше скажи — ты почему так сбежала от отца? Что он тебе наговорил? Обидел чем-то?
На пару мгновений в ее взгляде мелькает удивление. Но буквально тут же исчезает.
— Тебе не все равно? Или ты пойдешь и накажешь его?
Ее голос сочится горечью. Справедливый упрек звучит между строк, но я прикидываюсь дурачком и делаю вид, что не понимаю.
— Если надо, то да. Я в ответе за тебя.
Ива тихо хмыкает.
— Я застала их в гостиной. Прямо на диване, который выбирала мама, когда еще…
Ее голос ломается, затихает, хотя фраза явно не окончена.
Поддаюсь странному порыву и, опустив руку в воду, нахожу ее ладонь — она хрупкая, маленькая по сравнению с моей. И снова меня начинает вести. Осторожно сжимаю ее пальцы. Но, кажется, Ива даже не замечает этого.
— Ты знал, что мой отец и тетя вместе?
Получаю резкий взгляд от нее. Но здесь я уж точно ни при чем. Настолько глубоко в дела Савицкого я не был погружен.
— Нет.
Ива жадно вглядывается в мое лицо, словно ищет ответ — вру ли я ей сейчас.
Затем коротко кивает, будто принимает мой ответ.
— Ты расстроилась, что они сошлись и не сказали тебе? — предполагаю самое очевидное.
— Они уже десять лет вместе, — бесцветным голосом говорит она. — А мама умерла только шесть лет назад.
Ну, вот тут челюсть падает уже у меня.
Охереть. Реально? Дмитрий трахал сестру своей жены? Наверное, я могу понять мужиков, которым мало одной женщины. Не могу разделить их точку зрения, но могу понять, откуда желание отжахать кого-то на стороне.
Но это же пиздец — жениться на старшей, а пялить при этом и младшую.
— Кажется, ты тоже в шоке, — безлико замечает Ива.
— Слабо сказано, — в общем-то даже не отпираюсь. — И ты сбежала?
— Стало противно. Мерзко. Они же ее обманывали, предавали. Ненавижу предателей.
Я понимаю, что говорит она про отца и тетку. Но слышу эти слова в отношении себя. В груди тлеет лютое чувство вины перед ней.
По-хорошему надо сворачиваться и мотать подальше. Заканчивать все и сделать так, чтобы Ива осталась в покое, с нормальной жизнью и смогла найти себе нормального парня, а потом…
На этой мысли меня коротит. Приходится вернуться в реальность. Иначе та тьма, что живет во мне и сидит под семью замками, выплеснется, и никому мало не покажется.
— Это их зона ответственности, — тихо говорю, продолжая удерживать ее ладонь в своей. — Оставь им жить с этим. Но ты не должна калечить себя из-за отца.
— Как у тебя все легко, — фыркает она, отдергивает руку, вынуждая ее отпустить.
— У тебя остыла вода, надо… — меня прерывает звонок мобильного. Судя по рингтону — начальник моей службы безопасности. А значит, ничего хорошего ждать не приходится в такое время.
Встаю и, наскоро вытерев руку, достаю телефон.
— Что еще? — раздраженно спрашиваю, а когда слышу ответ, резко оборачиваюсь к Иве.
Твою же мать…
20 Ива
Холодные белые стены больницы давят с каждой минутой все сильнее. Я задыхаюсь. Мне трудно дышать, да и находиться здесь тоже трудно.
После всего, что я узнала, у меня вообще полное право не ждать под дверями операционной.
Но я все равно тут. Сижу на неудобной банкетке, прислонившись к холодной стене и пытаясь научиться жить в новой реальности.
Когда Ян отогрел меня в ванной, я физически пришла в себя. Но душа моя… Она истекала слезами. Казалось, над ней не просто надругались, ее разорвали в клочья.
Идеальная картинка семьи, на которую я всегда ориентировалась, померкла, скукожилась, как фото от огня.
Нет и не было ничего. Я боюсь, но в то же время хочу знать — а мама? Как она отнеслась бы к этому? Не верю, что она знала о предательстве сестры и отца.
Нет, она ни за что не стала терпеть такое. Она бы развелась, ушла, сделала бы хоть что-то, но не осталась бы жить во лжи.
Во рту — не проходящая горечь, а в груди — дыра, которая лишь множится, все сильнее засасывая все то хорошее, что еще хранится в моей памяти.
— Может, кофе? — спрашивает тетя. Вздрагиваю и прикрываю глаза.
Не хочу ее видеть. Не хочу. Не могу. Тошнит от нее, от голоса этого, который для меня ассоциируется теперь с ложью и предательством.
— Лапочка, тебе…
— Не называй меня так, — рублю сразу же.
Мне все же приходится встретиться с Аней взглядом. Разговаривать, зажмурившись, глупо и странно.
В глазах тети боль, отчаяние и вина. Может быть, кто-то скажет о великодушии, но я рада, что ей плохо. Я хочу, чтобы ей было очень-очень плохо.
Чтобы она варилась в этом чувстве до конца своих дней! Предательница!
— Прости, — тихо шепчет она.
— Никогда, — мотаю головой. — Ни за что.
Она отводит взгляд, заправляет за ухо прядь волос. Моя тетя всегда выглядит уверенно, даже если нервничает, держит себя в руках. Про нее не раз охранники шутили, что, мол, это железная леди. Но сейчас она явно выбита из колеи.