– Согласен, – кивнул Артем. – Именно – вычурное. – Он покрутил глоток коньяка по стенкам бокала и продолжил: – Папа был совершенно фантастическим ревнивцем… Отдельное спасибо надо бабушке сказать. Свое завещание он составил десять лет назад. Мама тогда еще была цветущей молодой женщиной… И даже из могилы, – Артем грустно усмехнулся, – он продолжил доставать ее своей ревностью. После его смерти мама еще раз могла выйти замуж, родить еще одного ребенка от другого мужчины, этот ребенок не получал бы никакого права на деньги из наследства папы. Понимаешь? Только
– Но все-таки в случае твоей смерти деньги достаются маме? Она просто не имеет права завещать их никому, кроме Вяземских…
– Да. Но сколько бы прожила мама после моей смерти? Вот вопрос. – Артем допил коньяк и покачал головой. – У мамы больное сердце, вряд ли она протянула бы долго…
– А-а-а. Но если мама наследует тебе после второго января, завещание отца теряет силу? Она получает право распоряжаться состоянием только по своему усмотрению?
– Да, она получает право оставить Вяземских, включая бабулю, за бортом.
– А кто из них больше всего заинтересован в наследстве?
– Ну, с одной стороны, все. Деньги лишними не бывают. А с другой стороны, никто. Холдинг обуза. Они бы его продали.
– Но это же
– Да. Но и мои родственники – люди более чем обеспеченные. Не так, как мы, конечно, но хватает им с избытком. Да и срок убийства перенесен на десятое января. Весь наш раз говор абсолютно не имел смысла. Уже второго января наследство для Вяземских могло быть утеряно.
Расспрашивать о совете директоров холдинга тоже было бессмысленно. Если бы кто-то из Вяземских обмолвился в случайном разговоре с кем-то из директоров о переносе времени торжества – в течение сорока двух минут, – Муслим Рахимович это бы знал. Поскольку
Но никто из холдинга не звонил. Вся ситуация вращалась вокруг людей, присутствовавших на семейном обеде в доме брата покойного Валерия Андреевича.
Странно как-то. Запутанно. Родственников может интересовать преимущественно наследство, но срок убийства отодвинут до числа, которое ничего не решает.
– А у тебя хорошие отношения с родней?
– Великолепные, – без малейшего колебания кивнул Артем. – Я их очень люблю, и они меня, надеюсь… тоже. Во всяком случае, никаких трений раньше не возникало.
– Только с бабушкой, – понимая, что становлюсь бестактной, врезала я.
Артем простил мне это. Только рукой махнул:
– Баба Капа может отшлепать. Но убить…
Меня или даже маму… Она – прокурор, а не преступник. У нее на любой криминал врожденная идиосинкразия. Она суды любит за справедливость, а не за острые впечатления.
– Тогда – кто? Вопрос повис в воздухе.
– Алиса, у тебя есть родственники?
– Да, конечно. Два дедушки, бабушка, два дяди и четыре двоюродных сестры.
– У вас хорошие отношения?
– Отличные.
– И ты могла бы кого-нибудь из них подписать на роль заказчика убийства?
– Нет, Артем, – честно призналась я. – Но нам нечего делить. Мы свободны.
Свободу на двадцать седьмое декабря Артем себе буквально вымолил. Взрослая часть заговорщиков торопилась уложить его в кому, а интересы наиболее вероятной жертвы совершенно не учитывались: двадцать седьмого декабря Артем ждал в гости друга. Лучшего и, пожалуй, единственного, оставшегося с самого детства. Родители Сергея несколько лет назад уехали на ПМЖ в Германию, и парни стали видеться редко. Три-четыре раза в год бывали наездами – то Сергей в Москву приезжал, то Артем срывался в Германию, – но новогодние праздники друзья традиционно встречали вместе. Обычно Сергей прилетал за несколько дней до Нового года – католическое Рождество он справлял в Дортмунде вместе с родителями, – останавливался в особняке Вяземских и вместе с другом и его семь ей отмечал все праздники подряд: встречу Нового года, день рождения Артема и Рождество по православному стилю.
Это была традиция. Муслиму Рахимовичу пришлось смириться. Отдать парням на баловство два дня и поставить условие: сидеть в доме, наездов на кабаки не делать, выпивать умеренно.
Сергей приехал в Непонятный Дом двадцать седьмого утром, тем же вечером два великовозрастных баловника нарушили разом все условия. Поздним вечером засунули в машину Артема и костыли и поехали кутить, пропали на московских тусовках до самого рассвета.
Утром двадцать восьмого декабря Ирина Владимировна рвала и метала.
Свою часть громов и молний я получила, подавая ей шубу в прихожей.
– Алиса, – тихонько шипела Вяземская, – я думала, вы девушка разумная. Неужели нельзя было предотвратить это безобразие?! Вы были