Фальшивые червонцы

Права народная мудрость: сколько веревочка ни вьется, а конец бывает. Тайный советник, судя по всему, еще лелеял надежду скрыть от следствия свои преступления, еще рассчитывал на упорство связанных круговой порукой сообщников. Между тем подоспел срок держать ответ за все содеянное. И никакая сила на свете не могла этого изменить.

Допрос Путилова изрядно затянулся.

Устраивали перерывы, несколько раз принимались пить чай, от драматических взлетов и тяжких продолжительных пауз вновь возвращались к тихой уравновешенной беседе. Позиции свои тайный советник сдавал неохотно, со скрипом.

— В прошлый раз мы с вами расстались не очень удовлетворенные друг другом, — заметил Печатник, начиная этот долгий и нелегкий разговор. — Вероятно, не было еще тогда соответствующих предпосылок для взаимопонимания. С чего сегодня начнем?

Путилов безразлично передернул плечами: дескать, не моя здесь воля и не мне определять порядок допроса. Весь его вид по-прежнему выражал усталую покорность судьбе, сыгравшей с ним, ни в чем не повинным служащим Госбанка, нелепую шутку.

— Следовало бы, наверно, придерживаться хронологической последовательности событий. С этой точки зрения довольно интересен эпизод, относящийся к 1918 году. В тот период, если не ошибаюсь, в феврале или в начале марта, вами была предпринята первая попытка консолидации активных антисоветских сил в Петрограде...

Усталая покорность превратностям судьбы мгновенно сменилась искусно разыгранным удивлением: тайный советник изображал теперь ничего не понимающего человека.

— Вы напрасно удивляетесь, Александр Сергеевич. Я имею в виду ваше тогдашнее намерение установить контакт с главарями контрреволюционного блока четырех столичных гвардейских полков. Экономический клуб на Михайловской площади, генерал Шульгин, упования на Маннергейма... Припоминаете, надеюсь? Однако ворошить старое вряд ли есть нужда. Попытки ваши успехом не увенчались и, следовательно, не представляли особой социальной опасности. Поговорить нам придется о более современных материях. Начнем, пожалуй, с ваших чисто уголовных преступлений...

Изумление на лице тайного советника перешло в угрюмую настороженность.

— На вашей совести, гражданин Путилов, по крайней мере два убийства. О них мы и поговорим...

— Это чистейшая фантастика! — быстро сказал Путилов. — На подобное я лично органически не способен!

— То есть, вы желаете сказать, что собственными руками никого не убивали? С этим я полностью согласен, лично вы находились на почтительном расстоянии. Константин Петрович Угренинов зверски растерзан сворой доктора Сильверстова в лесу под Усть-Нарвой. И Иннокентия Замятина ликвидировали достаточно далеко от Баскова переулка. Но вы же юрист по образованию, вы должны знать, как квалифицирует закон ответственность за убийство.

— Еще раз повторяю, гражданин следователь: все ваши голословные обвинения совершенно беспочвенны. Я никого не убивал и вести разговор на эту тему отказываюсь. В конце концов и самая пылкая фантазия должна иметь разумный предел...

— Отказываетесь, значит? А я, признаться, здорово просчитался в оценке вашей личности. — Печатник огорченно мотнул головой. — Представьте, считал бывшего тайного советника Путилова персоной более проницательной и, пожалуйста не сердитесь, более умной. Неужто вы до сих пор воображаете, что отделаетесь запирательством? Но ведь это наивно, Путилов. Обвинения против вас доказаны, причем доказаны всесторонне и полностью. Чтобы не быть голословным, попрошу вас, гражданин Путилов, ознакомиться хотя бы с показаниями ваших друзей...

Знакомился Путилов с документами достаточно долго и внимательно. Надел чеховское свое пенсне на черном шелковом шнурочке, по нескольку раз перечитывал каждый протокол допроса. Лицо у него было каменное, отрешенное.

— Ежели и этого для вас мало, мы имеем возможность устроить очные ставки с вашими сообщниками. К примеру, с Михаилом Шильдером...

— Не затрудняйте себя, это излишне, — фыркнул тайный советник, брезгливо поджав тонкие бескровные губы. — Я все изложу сам...

И писал он достаточно долго. Писал, старательно зачеркивал написанное, переписывал все заново, если его уличали во лжи. Вынужденно согласившись с одним, норовил выгадать хоть малую толику в другом, пробовал даже торговаться, даже познаниями своими в римском праве пробовал щеголять перед Печатником, вспомнив, должно быть, былые времена и свое амплуа первого ученика Лицея.

Станислав Адамович Мессинг вошел в кабинет именно в такой момент препирательств тайного советника со следователем. Грозно нахмурился, собрался, видно, сказануть нечто весьма язвительное, но так и просидел молча до окончания допроса.

Когда тайного советника увели обратно в камеру, Мессинг бегло просмотрел его собственноручные показания. От души поздравил Печатника с успешным окончанием трудного следствия, задумался, потом весело рассмеялся:

— Каков гусь, а? Небось все кишки тебе вымотал?