Читаем Фамильные ценности полностью

К вечеру длина юбки укорачивалась вдвое. Но и на этом Халинка не останавливалась. К следующему утру приходило осознание, что мини-платье не выдерживает никакой конкуренции с шортами и короткой маечкой. И снова в ход шли ножницы и швейная машинка. В последней стадии трансформации изначально длинное платье превращалось в бикини с бюстгальтером. Эта история повторялась настолько часто, что гардероб Халинки целиком и полностью состоял из подобных экстравагантных моделей, стихийно созданных собственными руками. При этом, хочу заметить, тетка в то время перешагнула пятидесятилетний рубеж и не могла похвастаться тонким станом. Однако ни то ни другое обстоятельства никак не отразились на ее увлечении модой и страсти к переодеваниям.

Когда муж Халинки профессор Вильнюсской консерватории Болеслав Пекарский скоропостижно скончался, отравившись несвежей рыбой, новоиспеченная вдова первым делом бросилась к портнихе, чтобы заказать шикарный траурный наряд. Ей сшили мини-платье черного цвета с тюлевой фатой в пол. Для полноты образа Халинка приобрела на блошином рынке лаковые черные туфли и черные кружевные перчатки. С букетом черных роз она явилась на отпевание.

– Зал ахнул! – с восторгом вспоминала тетка. – Я была похожа на голливудскую звезду!

Представьте, какая страсть к переодеваниям! Смерть мужа стала не поводом для скорби, а поводом для поиска нового шикарного туалета. Вскоре эта экстравагантная дама вышла замуж за своего прораба.

В отличие от Вильнюса, в Москве в те далекие годы не существовало ни одного блошиного рынка. Зато были антикварные магазины. Правда, назывались они тогда комиссионными, потому что слово “антиквариат” вообще не употреблялось. Первый магазин находился на Октябрьской площади и состоял из нескольких отделов. Один специализировался на бронзе, другой – на фарфоре, третий – на живописи. В живописном отделе по стенам были развешаны портреты, пейзажи и натюрморты в массивных рамах. Помню, что за картину Айвазовского просили 7000 рублей. В ту пору это была стоимость хорошего автомобиля. Последний отдел специализировался на разнообразной старине. Здесь можно было запросто наткнуться на предметы из слоновой кости, веера, портбукеты[14], шкатулки, изделия из венецианской мозаики… Эти мелочи интересовали меня куда больше бронзы, фарфора и даже Айвазовского.

Именно в комиссионном магазине на Октябрьской площади, когда мне было уже двадцать три года, я впервые увидел портбукет. Сделанный из позолоченной латуни, украшенный искусственным жемчугом и перламутровой ручкой, он сразу привлек мое внимание. Стоил он 40 рублей. На тот момент портбукета в моей коллекции еще не было. Я кинулся к продавцу. Но оказалось, что портбукет прямо перед моим носом выписала какая-то эстетствующая грузинка.

Я стою и чуть не плачу. Жду, когда покупательница вернется из сберкассы. Даже пообещал себе, что, если мне удастся заполучить этот портбукет, я обязательно уеду во Францию.

Грузинка вернулась в магазин и сказала:

– У меня нет денег. Может быть, кто-то захочет купить?

– Я хочу! – закричал я.

У меня всегда с собой были наличные – без них в комиссионке делать нечего. Я приобрел первый портбукет для коллекции и вскоре действительно уехал во Францию. Так что эта покупка сыграла немаловажную роль в моей жизни.

Второй комиссионный магазин располагался на Фрунзенской набережной в доме № 54. Он специализировался на продаже антикварной мебели и закрылся совсем недавно, просуществовав около сорока лет. До мебельного антикварного магазина в помещении находился комиссионный магазин старинных роялей и пианино, а потом комиссионный магазин одежды сотрудников дипкорпуса. Я был в числе первых, кому повезло попасть в этот магазин в день его открытия. Помнится, меня поразило обилие мебели пушкинской эпохи: столики, кресла-бочонки, диваны, тумбы, секретеры, шкафы… В основном гарнитуры из карельской березы и совсем немного красного дерева. Среди покупателей я узнал актрису Наталью Селезневу. Вела она себя как настоящая звезда – громко спрашивала у мужа, режиссера Владимира Андреева:

– Милый, как ты думаешь, купить мне эти тумбы карельской березы или не стоит? Нам есть куда их поставить?

Я никогда не бывал в доме милейшей Натальи Игоревны, но видел несколько сюжетов, снятых в ее квартире. Комнаты действительно обставлены с большим вкусом мебелью карельской березы. Поэтому не удивлюсь, если узнаю, что и те тумбы с Фрунзенской набережной актриса приобрела в свою коллекцию. Приобрела и не прогадала. Как не прогадали все те, кто понимал, что советская мебель – ерунда, а вкладываться можно только в антиквариат. Как это делали Ольга Всеволодовна Гернгросс и Изабелла Даниловна Юрьева, собиравшие красное дерево, оперная певица Антонина Нежданова, Лидия Русланова, Леонид Утесов, Игорь Ильинский, Людмила Гурченко, Галина Вишневская и артист оперетты Алексей Феона, купивший мебель карельской березы, принадлежавшую купцу Елисееву, которую затем перепродали в Грузию актеру Рамазу Чхиквадзе и его супруге Наташе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мемуары – XXI век

Фамильные ценности
Фамильные ценности

Александр Васильев (р. 1958) – историк моды, телеведущий, театральный художник, президент Фонда Александра Васильева, почетный член Академии художеств России, кавалер ордена Искусств и Литературы Франции и ордена Креста Латвии. Научный руководитель программы "Теория и индустрия моды" в МГУ, автор многочисленных книг по истории моды, ставших бестселлерами: "Красота в изгнании", "Русская мода. 150 лет в фотографиях", "Русский Голливуд" и др.Семейное древо Васильевых необычайно ветвисто. В роду у Александра Васильева были французские и английские аристократы, государственные деятели эпохи Екатерины Великой, актеры, оперные певцы, театральные режиссеры и художники. Сам же он стал всемирно известным историком моды и обладателем уникальной коллекции исторического костюма. Однако по собственному признанию, самой главной фамильной ценностью для него являются воспоминания, которые и вошли в эту книгу.Первая часть книги – мемуары Петра Павловича Васильева, театрального режиссера и дяди Александра Васильева, о жизни семьи в дореволюционной Самаре и скитаниях по Сибири, окончившихся в Москве. Вторая часть – воспоминания отца нашего героя, Александра Павловича – знаменитого театрального художника. А в третьей части звучит голос самого Александра Васильева, рассказывающего о талантливых предках и зарождении знаменитой коллекции, о детстве и первой любви, о работе в театре и эмиграции в Париж.

Александр Александрович Васильев

Документальная литература

Похожие книги