Фамильные ценности, или Возврату не подлежит

– Ну, про главное-то – это верно, – с расстановкой промолвил старый мастер. – Да только как это – «не стоит»? Мы все ж тоже не без понятия, хотя и поздненько спохватились. А чужого нам не надобно. – Он развернулся и полез в темный угол за шкафом, заскрипел там чем-то, затрещал, зашуршал и наконец выложил на столешницу небольшой грязноватый сверток.

Распотрошил мятую, в масляных пятнах газету, распеленал серую холстинку – в желтом керосиновом свете тускло блеснули золото и камни. Блеснули – и пропали: старый мастер тут же запаковал сверток заново.

– Вот. – Он подвинул сверток к Привалову. – Сколько успели, сберегли. Ваше, честь по чести.

Аркадий Владимирович медленно покачал головой, не в силах вымолвить ни слова. Но – он чувствовал, как молчание с каждым мгновением становится все тяжелее, словно воздух наполняется вязкой давящей густотой – нужно было что-то говорить.

Прошло, должно быть, не больше трех секунд, но Привалову они показались бесконечно долгими. Наверное, так растягивается время, когда стоишь перед эшафотом…

Он сглотнул, кашлянул:

– Нет, Никодим Спиридонович. Не так. Не по чести так-то. Раздашь людям, кому нужнее. Грине этому, у Матвея Степаныча семеро по лавкам, тебе тоже семью кормить надобно… Ну да ты сам все про всех знаешь, сам и решишь. Сторожись только, не ровен час прознает кто… недобрый. Убьют ведь и, как звать, не спросят. Хотя что это я. – Он вдруг улыбнулся. – Тебя, мил-человек, учить – только портить, ты сам кого хошь выучишь. Давай, Спиридоныч, поддержишь людей, ну а я… ну… как оно дальше будет, сам черт не скажет. Да и Бог, пожалуй, тоже. Будем молиться, авось еще наладится все. Ну а я уж вас всех не забуду.

Старый мастер не возразил ни слова. Только смотрел на хозяина – на бывшего хозяина, чего уж там – со странным выражением: эвона оно как!

– Господи, господи, господи, – почти неслышно шептал Привалов, выходя на Невский и торопливо шагая к Московскому вокзалу: авось поезда еще ходят, сюда-то доехал же. Впрочем, даже если не ходят, как-нибудь доберусь, это все такие пустяки, такие пустяки. Господи! Какое там золото, какие жемчуга и бриллианты! Да рядом со Спиридонычем любой бриллиант дешевой тусклой стекляшкой покажется! И ведь не один он такой, Спиридоныч. Какие люди! И вот на эдаких-то людей черт знает что обрушили! Зачем? За что?

До переворота, который позже назовут Великим Октябрем, оставались считаные дни.