Фамильные ценности, или Возврату не подлежит

Один из «разрушителей» – с черным не то от грязи, не то от недельной щетины лицом, в расхристанной – на плечах топорщились лохмотья из-под вырванных «с мясом» погон – шинели и замызганных сапогах – остановился, пошатываясь, задел локтем афишную тумбу, хрипло выругался. Зинаида Модестовна, не терпевшая расхлябанности, тем более не допускавшая в своем присутствии сквернословия – дворнику частенько от нее доставалось за «безобразия» – сейчас только покрепче прижала к себе дрожащую внучку. Шинель распахнулась еще шире, солдат покопался под ней, хмыкнул, из-под шинели на тумбу зажурчала невидимая в сумеречной полутьме струя – и вдруг саданул прикладом в соседнее окно. Стекла обрушились по стене бледно сверкающим водопадом, а он ткнул грязным носом сапога в груду осколков и хрипло захохотал. Смех был больше похож на уханье филина – Аркадии вспомнилось, как на даче, в ближнем лесу каждый вечер что-то ухало, и дядя Миша говорил, что это филин вылетает на охоту.

«Солдат», пошатываясь, подскочил к телеге и потащил к себе один из мешков. Михаил что-то заорал непонятное Аркадии, но Зинаида Модестовна неодобрительно покачала головой, и он взмахнул кнутом. Нападавший попытался отскочить, Привалов выставил ногу – и незадачливый грабитель грохнулся о мостовую, нещадно ругаясь. Пока он, поскальзываясь, шатаясь и падая, пытался подняться, они были уже далеко.

Когда телега, громыхая по булыжникам, подъехала к дому «купца третьей гильдии», стояла уже глубокая ночь. Мешки, свертки и прочее имущество особо разбирать не стали, разгрузили телегу, свалив все кучей в углу дальней от входа спальни. Михаил вывел лошадь со двора, буркнул через плечо:

– Только подводу отгоню и сразу назад. Вернуть надоть, а то неловко, да и найти могут, – и уехал.

Люба сноровисто вздула самовар, шмыгающая носом – не то от простуды, не то с расстройства – Анюта собрала на стол немудрящую снедь.

Уснули все, поужинав на скорую руку, как убитые, но спали беспокойно и недолго. Поднялись до рассвета, по осеннему времени, впрочем, позднему. Начали обживаться: Приваловы на первом этаже, Матвеевы перебрались на второй – опустевший.

Мануфактурная лавка с «парижскими» товарами тоже стояла нарасхлебень – пусто, только перекошенная дверь на стылом октябрьском ветру хлопает. «Купец третьей гильдии» сгинул куда-то, пока Аркадий Владимирович ездил в Петроград.