Фанатизм

            Я легко ко всему отношусь. Регулярно стираю пыль с пособий по аутотренингу, избегаю темных тонов в живописи, смотрю юмористические передачи по ящику, читаю в Интернете свежие анекдоты, знакомлюсь, общаюсь, работаю. Но я – просто клетка для мыши, которая исцарапала все внутри. «Выпусти меня. Я не хочу жить с таким неудачником. Выпусти меня или убей. Не могу так больше…»

15. КРАСОТА

– У нас в группе учились два дурика – Рябоконь и Сивокобылко, и в журнале их фамилии шли одна за другой. Профессор по истории искусств, подслеповатый дедок, всегда их путал – то скажет «Рябокобылко», то «Сивоконь», а они ржут, хоть бы что. Он потом, доходя до них по списку, просто спрашивал: «Кони на месте?»

            Сеня недоговаривал, что именно в институте решил сменить фамилию «Борода» на «Бородин». Я тоже щепетильно к этому отношусь. Я бы и свою с радостью сменила, какая-то она у меня неэстетичная – «Стыблова». Хоть бы «Стеблова», так нет – «София Александровна Стыблова». Звукосочетание «ыбло» вообще напрягает, всегда возникают вопросы вроде «Как? Как? Ыблова?»

            А с тех пор как Сеня стал Бородиным, его жизнь стала заметно красивее. Он сознательно стремился к красоте, и она снизошла – на его образ, на лакированные ногти, изящные костюмы, приглаженную прическу, умное выражение лица, обходительные манеры и театральные постановки. Он пытался поставить красивого «Гамлета» – принц был молод и симпатичен, Офелия была молода и симпатична, Клавдий был коварен и симпатичен, Гертруда была печальна и симпатична, солдаты были симпатичны необычайно. Красота для Сени был всем – талантом, смыслом, целью и самоцелью. Гамлет двигался по сцене красиво, произносил фразы красиво, брал череп бедного Йорика в правую руку изумительно красиво. Сеня Бородин был поведен на красоте.

            В Горчакове он тоже любил красоту, и, не ожидая спасения целого мира, можно было не сомневаться, что Сеня уже спасен – столько красоты его окружало. Он встречался с самыми красивыми актрисами и дарил им самые красивые букеты.

            И если мне становилось тоскливо, или какой-то урод портил настроение в метро, я звонила Сене и настаивала на встрече.

– О, Сонечка, конечно. Забеги ко мне. Забеги. Я до вечера репетирую…

            И по тому, как быстро он соглашался, я понимала, что меня Сеня находил достаточно красивой. Глубоко он не копал. За красоту – внешнюю, искусственную, фальшивую, показную, надувную – он легко прощал отсутствие мозгов, таланта, принципов, чувств. Его «Гамлет» выглядел уныло, ходульно, плоско.

            Мы поздравили его с премьерой, выпили в кафе, а потом поехали к Ивану – отмечать «по-серьезному». Мы пили, говорили и не смотрели по сторонам, пока Сеня не воскликнул:

– Что это?

            Портрет «Тусовщица», стоящий у стены, был распорот. Горчаков отмахнулся. Все вскочили, достали картину, стали разглядывать.

– Кто это сделал?

– Да это она приходила отношения выяснять. Увидела портрет.., – нехотя объяснил Иван.

– И что?

– Сорвалась. Схватила нож на кухне и резанула по картине…

            Все это было ужасно неприятно. Словно при нас избили первоклассницу, затоптали клумбу или разрушили замок из песка. Но ведь все намного серьезнее! Она хорошую картину уничтожила…

– Вот идиотка! – выдохнула Ирина.

– Психопатка просто, – согласился Иван. – Обещала мне тут все бензином облить и сжечь.

– И ты спокоен? – Марианна заломила руки. – Если бы такое произошло в галерее, мы обратились бы в милицию, подали бы заявление в суд.

– Да она датая была. Мы не очень легко расстались – ее понять можно. А милиция и так много вопросов задает… не по делу.

– А если, правда, обольет? – спросила я.

– Не думаю.  

            Премьера отступила на второй план. Неловкость не проходила. У всех было ощущение, что снова не защитили. И это было намного хуже, чем если бы кто-то написал гадость в комментарии на его сайте. Это же материально: была картина – и вот она разорвана…

– Вань, это же серьезно! – сказала о том же Ирина. – Мы с такими делами сталкивались, люди из мести на все готовы. Может, это и раньше… она была?

– Если у нее психика подорвана.., – начал Витька.

– Все, прекратите! – Горчаков отвернул картину к стене. – У Сени сегодня праздник, премьера. Он репетировал, Гамлету трендовую прическу делал, а вы…

            Я засмеялась.

– И не говорите, – посетовал Сеня. – Этот Мякишев – неуправляемый какой-то парень. То камзол ему тесен, то панталоны узки!

            Стас угрюмо молчал. Марианна подошла к окну, не слушая нашу болтовню. Горчаков откупорил шампанское.

– Эй-эй, давайте! За камзол Гамлета!

            После этого вечера было тоскливо. Я позвонила Бусыгину.

– Сергей Сергеевич, что вы делаете? Спите?

– Нет.

– Почему не приезжаете?

– А что случилось?

– Прошла премьера «Гамлета».

– Тогда приеду.

            Майор хорошо помнил мой адрес. Я встретила его в прихожей и поцеловала в губы. Не хотелось быть одной.

– Как в театре?

– Все убили всех. Но убили красиво. Сеня Бородин ставил.

– Знаю такого. Был он у меня на допросе. Сказал, что Горчаков открыл ему целый мир настоящей красоты и красивых эмоций.

– Интересно, как он сексом занимается. Наверное, как-то особенно красиво.

– Я спрошу, – заверил Бусыгин.