Читаем Фанатизм полностью

– Можно. Не все ж мне спрашивать.

– Кто сказал, что я нервничала и ушла раньше всех?

– Пырьев, Виктор, телеканал «Кондор», оператор. Знаете такого?

– Еще бы. Витек – мой друг…

– Вот-вот. Все вы такие друзья. Так почему вы ушли?

– Он плакал. Страшно было смотреть на это.

– Так-то на миллионерше жениться!

– А вы не плакали перед свадьбой?

– Нет. А вот когда разводились – плакал. Сын вырос, все разладилось, изменять друг другу стали. У нее любовник завелся, я назло ей тоже интрижку затеял. И даже скандалов не было, а просто тоска. А в суде сидел и вспоминал все наше «первое» – первые покупки, первые ремонты, первые поездки в отпуск. Мы с женой семнадцать лет прожили. Было много хорошего, было… А куда делось? Как и не было. Бесславно все закончилось. Пошло прахом. И сын – сам по себе, ни меня, ни мать знать не хочет.

            Дверь открылась, и вошел напарник Бусыгина. Сел за свой стол и снова принялся писать, словно выходил в коридор за вдохновением. Майор умолк. Я смотрела на его редкие волосы, на смуглое, словно обветренное, лицо, на полные губы, каждая из которых почему-то треснула посередине, на его толстый нос, и мне было очень печально.

И я догадалась, что он сейчас мне скажет. У всех мужчин, которые говорили мне это, было такое же жалкое, стеснительное, грустное выражение лица, как будто они и сами понимали, что начинать подобный разговор – болезненная и неловкая затея.

– Соня, – Бусыгин понизил голос до шепота, – может быть, мы увидимся в неофициальной обстановке?

            Ситуация была щекотливая. Предполагаемое свидание явно угрожало закончиться интимом. Такой вариант меня совсем не радовал, но ответить Бусыгину отказом и торчать пожизненно в списке подозреваемых тоже не хотелось.

            Вы знаете хоть одного мужчину, который не воспользовался бы щекотливой ситуацией? Я не встречала.

– Ок, Сергей Сергеевич, давайте, – согласилась я.

– Тогда я позвоню.

– Конечно.

            Снова мне хотелось куда-то идти пешком, в неизвестном направлении, но так долго, чтобы ветер выдул из головы все клочки протокола допроса. Не успела я выйти из здания милиции, как Бусыгин уже позвонил:

– Сонечка, как на счет завтрашнего вечера?

            Я снова согласилась.

            Человек должен просто уметь настроиться на счастье, потому счастье объективно и безусловно существует для каждого.

            На счастье, а не на пожилого, разведенного майора милиции.

            Но я пыталась настроиться на майора. У меня была задача-минимум.

            Да… Витек Пырьев. Самый активный из заговорщиков. Не он ли предлагал мне расстроить свадьбу любым способом? Как-то слишком быстро он назначил меня самой нервной истеричкой уходящего года. Вломить бы ему чем-то тяжелым.


6. ИРИНА

            У моего дома в машине ждала Ирина.

– Я уже к тебе поднималась, и стучала, и по улице гуляла. Представь, мобильный на работе забыла – позвонить не могу, хожу и жду.

– А ты зачем вообще? Так неожиданно.

– Меня сегодня Бусыгин вызывал, – сказала Ирина. – Мы раньше с ним по разным делам пересекались, а теперь он смотрит на меня, как на буйно помешанную. Так неприятно.

            Она вошла за мной в квартиру. Не снимая плаща, прислонилась к батарее.

– Холодно. Я такая мерзлячка, дома все обогреватели гудят на полную мощность.

– И что он?

– Резко изменил мнение обо мне. Не знал, говорит, Ирина Владиславовна, что вы тоже в этой секте состоите. И мой Женька сразу напрягся – не хватало, мол, чтобы моих сотрудников как соучастников вызывали. Это конторе не на пользу. Нужно же было кому-то эту дуру Аванесову хлопнуть! Хотя, правильно, конечно. И Бусыгин прессует – веришь? Меня, опытного юриста, с образованием, с опытом, пытается вписать в схему…

– Может… это… домогается чего? – спросила я о своем.

– Кто? Бусыгин? Ты его видела? Он же не по этим делам.

            Ирина расстегнула плащ и осталась пить чай.

– И, понимаешь, на первый план грязь лезет, эти разбирательства, а все светлое скрывается в тень…

            Уже не получалось не говорить о следствии, не обсуждать, не делиться. Все оказались втянуты.

– С Женькой напряжно все… напряжно. Нельзя мне с ним рвать, мы с ним уже пять лет так. Уже и жена его глаза на все закрыла, у них же двое детей, маленькие еще, десяти и двенадцати лет девочки. И у меня уже так болело, что я не смогу заново в новый роман встревать. Устала я от этого. А у нас с ним прочный бизнес, прочный…

– Может, коньяку?

– Давай.

            Стало немного теплее. И как обычно от теплоты – жалко Ирину, жалко Женькину жену, жалко себя…

– А ты как с Горчаковым познакомилась? – спросила я Ирину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное